центра тяжести от «короля хлопка» к тяжелой промышленности, в частности — к железоделательной и машиностроительной.
Хлопчатобумажная промышленность, продолжая оставаться самой богатой и самой значительной (после сельского хозяйства) отраслью производства в Англии, все же начинает постепенно застаиваться, в то время как тяжелая индустрия занимает все больше и больше места в английской экономике, включая столь важный для нее экспорт. Последовательные народные переписи показывают медленное, но неуклонное падение числа лиц, занятых в текстильной (гл. обр., хлопчатобумажной) промышленности (1, 6 млн. — в 1851, 1, 5 млн. — в 1861, 1, 4 млн. — в 1871, 1, 3 млн. — в 1881 и приблизительно столько же в след, переписные годы), и быстрое нарастание числа лиц, занятых в металлургии (от 505.000 — в 1851 до 1.426.000 — в 1901) и горной промышленности (от 372.000 — в 1851 до 906.000 — в 1901). Точно так же в отношении экспорта вывоз продукции тяжелой индустрии, составлявший во второй половине 60 — х годов лишь немногим больше 40% вывоза текстиля, уже через 10 лет составляет почти 70% и, постепенно повышаясь, обгоняет его в начале текущего столетия и составляет 110% его. Это изменение в строении английского капитализма имеет большое значение, как потому, что как раз металлургическая промышленность подвергается сильнейшей конкуренции со стороны герман. и америк. соперниц и раньше других отраслей англ. промышленности проникается протекционистскими тенденциями, что сближает ее с крупным землевладением, так и потому, что она придает колониальной и отчасти внешней политике Англии новое направление, превращая ее из орудия поисков и обеспечения рынков сбыта, каким преимущественно она была в эпоху гегемонии текстильного капитала, в орудие захвата источников сырья и приобретения концессий на сооружение больших предприятий. Это стремление заставляет капитал в этих индустриях организоваться в гораздо большей степени, чем это делал капитал в хлопчатобумажной промышленности, блокироваться с финансовым капиталом, к-рый отныне и в Англии начинает играть организационную роль, и проявлять сильную активность вовне, опрокидывая старые манчестерские лозунги о невмешательстве и всеобщем мире. Этот период отмечен поэтому в истории Англии развитием новейшего империализма.
Все эти тенденции выявлялись, конечно, постепенно. В 1879 Бисмарк ввел свой знаменитый протекционистский тариф, нанесший первый удар английскому экспорту изделий тяжелой промышленности. Одновременно с этим начала с большой силой сказываться конкуренция американок, хлеба, взрощенная индустриализацией американского сельского хозяйства и мощным развитием американского транспорта; и английский капитализм сразу почувствовал резкую перемену в мировой конъюнктуре.
Прежний оптимизм, самоуверенность и самодовольство получили тяжелый удар, ивместе с ними пошатнулась вера в непогрешимость кобденовских либеральных доктрин о вреде государственного вмешательства, о всеспасающих свойствах свободной игры сил, о laisser faire и т. п. Старые торийские элементы — поземельная аристократия и крупный торговый или скорее колониальный капитал — первые поддались разочарованию и отошли от этих доктрин; за ними постепенно последовал капитал вышеуказанных отраслей тяжелой промышленности (металлургической и машиностроительной) и капитал колониально-банковский. Подкрепляемые военными кругами, колониальным чиновничеством и сферами придворнодипломатическими, эти элементы создали базу для возрождения и развития подлинной консервативной партии на общей для всех их основе: усиление государственной власти (в частности, монархии), смычка с самоуправляющимися колониями, как основа для создания, на германский образец, мощного имперского рынка и военно-хозяйственного организма, закрепление старых и приобретение новых колониальных позиций, наконец, протекционизм. Под либеральными знаменами оставались текстильная, судостроительная и ряд других индустрий, не испытывавших еще иностран. конкуренции, финансово-торговый капитал, связанный с континентальной торговлей, и вся мелкая буржуазия и рабочий класс, кровно заинтересованные в свободной торговле, означавшей для них низкие цены на предметы потребления. На вид это была еще очень внушительная сила, но она внутренне уже не была едина, и ее буржуазная часть тянулась все больше в консервативный лагерь по мере обострения не только внешнего, но и внутрен. положения в силу противоречий между ней и ее плебейскими партнерами.
Действительно, одновременно с реакцией против либерализма в сторону консерватизма среди мелкобуржуазной интеллигенции заметна стала реакция против либерализма в сторону социализма — или того, что тогда понималось под этим названием, т. е. фактически «этатизма» и «коллективизма». Толчок к этому был дан известной книгой Генри Джорджа (см.) «Прогресс и бедность» (1879), которая своей беспощадной критикой частного землевладения пришлась как раз ко двору в момент сильнейшей сельско-хозяйственной депрессии и воплей помещиков о субсидиях и протекционных тарифах и читалась нарасхват миллионами людей. Немного позднее интеллигенция открыла и «Капитал» Маркса, а кроме того, и социальные реформы Бисмарка. В результате возникли первые социалистические организации — марксистская Социал-демократическая федерация и социально-реформистское Фабианское общество, и при этом — не без влияния также и ирландской «Земельной лиги» — еще Общество национализации земли. Все это были интеллигентские кружки с весьма незначительным участием рабочих, но одно их появление, а еще больше агитация, развернутая С. — д. федерацией среди безработных, не на шутку перепугали буржуазию, перед к-рой внезапно вырос «социальный вопрос».
