4:77
ВЕЛИКОБРИТАНИЯ
таелей; затем в 1862, вследствие убийства английского консульского чиновника в Иокогаме, началась война с Японией, выразившаяся в бомбардировке неукрепленных городов и окончившаяся уплатой приличной контрибуции и открытием ряда портов для англ. торговли; далее, в 1868, была предпринята военная экспедиция в Абиссинию, тоже из-за насилия над консульским чиновником, окончившаяся взятием и разрушением столицы Магдалы и самоубийством негуса; наконец, в 1873 разразилась война в западной Африке с племенем Ашанти, которое не захотело уступить англичанам свою землю и за это поплатилось весьма жестоко: тысячи жителей были истреблены артиллерийским огнем, столица Кумаси была сожжена, и «царь» племени должен был уплатить 50.000 унций золота в виде контрибуции и открыть беспрепятственный доступ английским товарам. Эта война явилась началом новой эры англ. колониальной экспансии на «черном» материке, приведшей к проникновению в Африку и других держав и эвентуальному разделу ее. Она явилась, в частности, исходным пунктом борьбы с бурами и проекта Каир-Капштадтской ж. д., сыгравшего большую роль в столкновений с Германией. Одновременно и в сношениях с так наз. цивилизованными государствами англ. дипломатия вела, если и не воинственную (тяжелые уроки Крымской войны еще не были забыты), то вполне реакционную политику, достойную ее деятельности в перечисленных выше углах земного шара.
Для Италии, заканчивавшей тогда свою национально-освободительную борьбу, она ровно ничего не сделала, хотя как раз в этом пункте даже промышленная буржуазия, заинтересованная в объединении итальянского рынка, охотно поддержала бы ее активность.
В результате она не сумела помешать своей франц. сопернице захватить в 1858 Ниццу и Савойю. Этот захват вызвал большое возмущение в Англии, которое было отлично использовано правительством для создания паники и увеличения армии и флота, укрепления и расширения доков и морских гаваней и создания корпуса добровольцев (1859), впоследствии разросшегося в целую систему территориально-милиционного типа; но этим дело и ограничилось. Годом раньше (1858) английская дипломатия отличилась во франко — английском инциденте, возникшем в связи с покушением Орсини (см.) на жизнь Наполеона III: на требование франц. правительства о выдаче сообщников Орсини, укрывавшихся в Англии, Пальмерстон услужливо ответил внесением в парламент билля о «конспирациях» и инсценированием процесса против д-ра Бернара, одного из этих сообщников, по заведомо ложному обвинению его в соучастии в убийстве какогото англичанина в Париже. Но Бернар был оправдан присяжными, билль был демонстративно провален в палате, и сам Пальмерстон должен был на время выйти в отставку. Однако, и тут правительство ухитрилось, под предлогом якобы угрожавших со стороны Франции военных санкций, добиться увеличения военных кредитов и создать паническое настроение, в шумекоторого были забыты его собственные грехи. Столь же реакционна была позиция английской дипломатии в европейских кризисах, вызванных польским восстанием 1863 и захватом Шлезвиг-Гольштейна в 1864. По обоим вопросам Англия не только имела повод вмешаться на основании международных договоров, но по второму из них была даже обязана это сделать, так как торжественно обещала Дании защиту против посягательств на ее территорию. В обоих случаях ее энергичное вмешательство приветствовалось бы ее собственным общественным мнением и по существу, с точки зрения принципа национального самоопределения, могло бы быть вполне оправдано.
Но и в том и в другом случае дипломатия Пальмерстона ограничилась бумажным протестом, несмотря на то, что по польскому вопросу Франция предлагала европейскую конференцию, а по вопросу о ШлезвигГольштейне самому Пальмерстону было ясно, что присоединение этих провинций к Пруссии означало не только усиление одного из самых реакционных государств на континенте, но и создание в будущем-^как он сам писал — Кильского канала, невыгодного для самой Англии. В обоих случаях поведение английской дипломатии диктовалось враждой к Франции и желанием создать против нее противовес в лице сильной Пруссии. Этим же объясняется и бездеятельность Англии во Франко-прусской войне (1870—1871), хотя после объявления республики во Франции общественное мнение в Англии круто повернуло против победителей.
Но едва ли не самым характерным проявлением реакционности внешней политики Англии была ее позиция во время гражданской войны в Америке (1861—65), когда она, опасаясь превращения Соединенных Штатов из страны аграрной в страну промышленную, открыто стала на сторону рабовладельческих штатов, признав их воюющей стороной и помогая им оружием, кредитами и пропагандой. Вследствие захвата северянами каперского судна «Алабама» (см.), Англия сама едва не была вовлечена в войну, но этому во-время помешал решительный протест рабочих масс, которые, несмотря на беспримерный кризис и безработицу, созданные прекращением подвоза хлопка, стояли на стороне северян. Поведение английского рабочего класса в этом случае является одной из славнейших страниц его истории.
Впрочем, воздержание от военных авантюр диктовалось британск. правительству еще и осложнениями внутреннего порядка, начавшимися вскоре после Крымской войны в различных частях Британской империи, перекинувшимися впоследствии на Британск. о-ва и в значительной степени парализовавшими активность англ. дипломатии. Самым крупным из этих потрясений было вспыхнувшее в Индии восстание (1857—59), где пресловутая Ост-Индская компания, не довольствуясь награбленными территориями, повела в сороковых и пятидесятых годах особенно интенсивную завоевательную политику, пользуясь всяким предлогом, чтобы уничтожить независимые и полунезависимые туземные государства и присоединить
