когда цены на внутреннем рынке падали до 80 шиллингов за квартер — цифры исключительно высокой. Пока от этого аграрного ростовщичества страдали «низшие сословия» (повальный голод был хроническим явлением со времени Наполеоновских войн), только филантропы и демагоги заговаривали о борьбе с ним. Вопрос сразу обострился, когда в нем оказалась заинтересованной промышленность, т. е. капиталисты, стремившиеся к понижению себестоимости продукции путем снижения заработной платы и земельной ренты. В 1837 восстал у них пророк в лице Ричарда Кобдена, к-рый создал для борьбы с хлебными пошлинами знаменитую Лигу и сумел при помощи религиозных и пацифистских лозунгов развить колоссальную агитацию среди мелкой буржуазии и рабочего класса. Консервативное министерство, во главе к-рого стоял Роберт Пиль, в конце-концов, не устояло против напора: в 1846 оно провело в парламенте акт, устанавливавший на ближайшие три года твердые ставки на привозный хлеб с тем, чтобы с 1850 пошлины были совсем отменены. Характерно, что в палате лордов, этом оплоте помещичьей власти, реформу поддержал сам Веллингтон (см.) — так властно стала диктовать буржуазия свою волю всему государству. Эта реформа, если и не была началом свободной торговли в строгом смысле слова (уже за год до этого тот же Пиль отменил в своем бюджете пошлины на 430 предметов из общего числа 813), то все же открыла для англ. промышленности новую эру фритредерства, этого символа хозяйственного индивидуализма и политического либерализма. Интересам буржуазии теперь должна была подчиниться даже поземельная аристократия.
Если и не столь ярки, то одинаково важны были и другие меры, проведенные правительствами и парламентами в рассматриваемый нами период. Значительнейшей из них было новое городовое положение, изданное в 1835. Согласно этому положению (годом раньше ему предшествовало аналогичное положение для Шотландии) 184 города, которые пользовались до этого правами юридического лица под видом «корпораций» и управлялись по системе внутренней кооптации советами из представителей архаических купеческих гильдий, местных аристократов с примесью попов и благотворителей, — ведавшими, гл. обр., имущественные дела церковных и благотворительных учреждений — получали отныне совет, выбираемый квартиронанимателями, платящими налог в пользу бедных, и ведающий делами городского благоустройства. Избирательная система, хотя и более либеральная, нежели парламентская, все же содержала достаточно ограничений. Недемократичность ее усугублялась еще тем, что активное избирательное право (и это была уступка консерваторам-помещикам) было связано с трехлетним пребыванием в данном городе, а пассивное — с довольно высоким имущественным цензом. Кроме того, совет должен был еще кооптировать в свою среду «ольдерменов» (старшин) в числе одной трети собственного состава сроком на шесть лет, вто время, как сам он выбирался на три года и в числе одной трети возобновлялся каждый год. Несмотря на это, реформа и тут уничтожала монополию дворянской власти и передавала последнюю в руки буржуазии не только крупной, но и средней и даже отчасти мелкой. Это имело тем более серьезное значение, что городам с этого времени впервые предоставлено было право завести собственную постоянную полицию и собственную магистратуру, что положило конец дворянской системе добровольных «констеблей» и бесплатных «мировых судей» и установило начало вооружения буржуазии.
Это обстоятельство сыграло значительную роль в борьбе с чартистским движением (вероятно, предвидением революционной вспышки народных масс оно и было подсказано). Нужно заметить, что формально новое положение распространялось лишь на старые города, уже имевшие корпоративное устройство, и не относилось к таким городам, как Манчестер или Бирмингем, которые этих древних прав не имели. Но им предоставлено было ходатайствовать об этих правах, и эти ходатайства, конечно, беспрекословно удовлетворялись.
Другими реформами, заслуживающими внимания, были: так наз. отмена невольничества (1833) — мера, состоявшая в том, что обанкротившимся вест-индским плантаторам уплачено было 20 млн. ф. ст. за то, чтобы они согласились через семь лет отпустить на волю своих невольников, к-рых они все равно не могли уже замещать новыми, т. к. торговля рабами была запрещена еще в 1807; введение в 1836 гражданской записи браков; учреждение в 1839 особого комитета(при Тайном совете) по народному образованию — первое в Англии проявление внимания к делу просвещения со стороны государства, которое, однако, отнюдь не задавалось еще целью создавать собственные школы, а лишь решило выдавать субсидию церковным школам; наконец, ряд церковных и финансовых реформ, упразднивших или смягчивших некоторые аномалии и анахронизмы эпохи помещичьей бесхозяйственности и реакции и установивших новые начала обложения. К числу последних относятся закон о выкупе церковных десятин и введение (Пилем) подоходного налога, игравшего впоследствии такую решающую роль во фритредерских бюджетах Гладстона и других либералов. Все эти и другие законодательные меры, сыпавшиеся точно из рога изобилия, создавали новое буржуазное государство и подтверждали тот тезис, что лишь после завоевания власти каким-нибудь классом возможно такое преобразование общества, которое этому классу нужно.
Никакого «эволюционного» врастания одного общества в другое нет и быть не может.
Этому не противоречит тот факт, что тот же класс вынужден бывает иногда проводить или соглашаться на меры, создающие в данном обществе как бы зародыш др. общественного строя, интересы к-рого ему противоречат. Таково, например, фабричное законодательство, которое как раз в обозреваемый период сделало некоторые решительные шаги. В истории рабочего класса Англии
