БРЕСТСКИЙ МИРобратилось с предложением заключить общий мир к послам союзных держав — Англии, Франции, Италии, Японии и Америки, и в тот же день — к послам нейтральных держав с просьбой воздействовать на союзников. В ночь с 22 (9) на 23 (10) ноября, в виду явного отказа Духонина выполнить это распоряжение, Совнарком сместил его, назначив главнокомандующим прапорщика Крыленко, и, через голову генералитета, обратился к солдатским массам с воззванием бороться за мир. 23 (10) ноября всем полкам было приказано выбрать уполномоченных с целью начать переговоры о перемирии на отдельн. участках фронта и организовать братание с армиями противников, при чем, однако, окончательное утверждение условий перемирия оставалось за Совнаркомом. 27 (14) ноября Советское правительство снова обратилось к союзникам с предложением приступить к переговорам о мире. Только убедившись в невозможности получить от союзников согласие на свои, не являвшиеся ультимативными, условия мира, оставшееся в одиночестве Советское правительство вынуждено было послать радио немецкому командованию с предложением начать переговоры, надеясь впоследствии привлечь к этим переговорам и союзников. 29 (16) германский канцлер Гертлинг заявил в рейхстаге, что он готов положить в основу обсуждения мира русские . условия, а германское командование ответило согласием начать переговоры о мире. 2 декабря (19 ноября) 1917 советская делегация, под председательством А. А. Иоффе и в составе Л. Б. Каменева, Г. Я. Сокольникова, А. А. Биценко, С. Д. МасловскогоМстиславского, Ф. В. Олича (матрос), Н. К. Белякова (солдат), Р. И. Сташкова (крестьянин), П. А. Обухова (рабочий) и секретаря Л. М. Карахана, — перешла фронт.
II. Германский блок и мир.
Германия очень скоро после начала войны убедилась, что она в лучшем случае «должна быть довольна, если выйдет из войны только с подбитым глазом», как выразился германский министр иностранных дел фон Ягов. С конца лета 1916, когда обнаружился срыв наступления на Францию, положение Германии стало особенно тяжелым. Еще тяжелее было положение ее союзников — Австро-Венгрии, Болгарии и Турции, начиная с 1916 года испытывавших огромнейшие продовольственные затруднения, быстро возраставшие по мере затягивания войны. В связи с этим, стремление к миру среди союзников Германии было особенно велико. Попытки добиться мира, хотя бы даже с одной какой-либо неприятельской страной, государства Четверного Союза начали делать очень рано. О возможности заключения сепаратного мира с Россией центральные державы зондировали почву неоднократно, еще задолго до революции 1917 (через фрейлину М. А. Васильчикову в феврале 1915, свидание А. Д. Протопопова с Варбургом в 1916 в Стокгольме).
В декабре 1916 центральные державы выступили с предложением мира, которое было отклонено Антантой.Февральская революция в России 1917 окрылила германский блок надеждой на заключение мира. Но, вместе с тем, русская революция усилила страх у правительств центральных государств перед революцией в их собственных странах. В апреле 1917 гр. Чернин писал императору Австро-Венгрии: «Германия точно так же, как и мы, дошла до последнего предела напряжения своих сил, что вовсе и не отрицается ответственными политическими деятелями Берлина... Если монархи центральных держав не в состоянии заключить мир в ближайшие месяцы, то народы сделают это сами через их головы, и революционные волны затопят тогда все...» (О. Чернин, «В дни мировой войны»).
Позиция правящих кругов Германии носила гораздо более уверенный характер, однако, стремление к сепаратному миру с Россией среди них было очень велико, т. к. они надеялись добиться компенсаций в войне за счет России. Несомненно, что стремление к миру было особенно заметно среди тех групп германской буржуазии, которые, будучи связаны с легкой индустрией, были заинтересованы в вывозе за границу, совершенно прекратившемся во время войны.
Это довольно отчетливо проявилось уже во время мирных переговоров в Бресте, когда на первых же заседаниях мирной конференции ф°н Кюльман выдвинул вопрос о восстановлении товарообмена и торговых договоров с Россией. Помимо того, стремление к сепаратному миру поддерживали те юнкерские группы Германии, к-рые были связаны с остзейскими баронами, видевшими свое спасение от Октябрьской Революции только в присоединении прибалтийских стран к Германии. «Надо... во что бы то ни стало постараться заключить сепаратный мир с Россией», — писал германский кронпринц императору Вильгельму II летом 1917. Мир с Россией открывал перед Германией возможность бросить 80 дивизий, (т. е. х/з германской армии) на Западный фронт.
Среди правящих кругов Германии было два течения по вопросу о тех принципах, на основе которых должен быть заключен мир с Россией: военная партия стояла за то, чтобы решительным ударом поставить Россию на колени, заставить ее принять мир на любых условиях и с освобожденными корпусами двинуться на Западный фронт; другое течение считало более целесообразным тому же, по существу, империалистскому миру придать видимость «дружественного», «не насильственного». Такой «мир», предоставляя Германии все материальные выгоды, не ставил себе задачей разгром России, которую можно было бы в будущем использовать в качестве союзника против Англии; а в сознании народных масс подобного рода мир давал бы возможность поддерживать иллюзию о том, что Германия, якобы, ведет «справедливую войну».
Вместе с тем, по откровенному признанию начальника штаба Восточного фронта, генерал-майора Гофмана, для наступления не было достаточных средств: оставалось, следовательно, надеяться на разложение русской армии. Временной победе умеренного
