важнейших обрядов. Б. создал определенную философскую систему для избранных и обряд — для низших, для массы, не затронув религиозных представлений, сохранившихся в этой массе от добрахманического периода. Местные божества и демоны продолжали жить прежней жизнью при Б.: он принял их, фактически, в один общий пантеон на равных правах, равно обезличив их всех приведением к одному общему началу — всеобъемлющему и непознаваемому Атману — человеческому духу, божеству, тождественному по существу своему с миром, мировым духом Брахмой.
Обезличение божеств, соподчинение их вместе со всем сущим одному высшему общему началу открывало возможность заставить их служить тем, в ком это высшее начало проявляется сильнее, чем в них; такими существами, по учению Б., и являлись носители высшего магического знания — брахманы. В их учении жертвоприношение приобретает, поэтому, новый смысл: это не умилостивление божества, но заклятие, способ заставить его выполнить пожелания, предъявленные через брахмана человеком, приносящим жертву. Прием жертвы, в особенности сомы (см.) — опьяняющего напитка, — радуя божество, тем самым ослабляет, так сказать, силу его сопротивления заклятию; степенью сопротивляемости определялась сложность и длительность ритуала жертвоприношения, растягивавшегося в иных случаях на месяцы, а иногда и на годы (до 12 лет), и количество участвующих жрецов: в меру того, как множилась численность касты брахманов, им, естественно, приходилось увеличивать число обязательных участников обрядов. По теории брахманизма всякое божество может быть тем или иным магическим приемом приведено к выполнению предъявленных ему пожеланий; более того — жертвоприношением может быть создано даже самое божество, как свидетельствует жертвоприношение сомы.
Б. давал религиозное прикрытие всей социальной системе с ее кастовым устройством. Она укреплялась еще более методами религиозного воздействия или даже религиозного террора, широко и искусно применявшегося брахманами. И в этой области ими были, прежде всего, использованы существовавшие в населении примитивные верования: смутная еще в религии древних индийцев вера в переселение душ была оформлена и систематизирована — с последовательностью и твердостью уголовного кодекса — брахманами, установившими порядок блуждания души грешника, т. е. преступившего законы Б., из одного нечистого существа в другое, впредь до очищения его на этом тяжком пути испытаний; особо упорным грешникам предрекались адские муки. Наконец, для тех, кого не смог бы удержать на стезе покорности брахманскому закону страх перед переселением, имелись прижизненные меры воздействия — эпитимии и «духовные наказания», вплоть до жестоких пыток и мучительной смертной казни.
Напротив того, — праведная жизнь переводит душу человека перевоплощением всущества высших степеней — он может стать полубогом и даже богом. Поскольку в пантеистическом учении Б. жизнь едина во всех существах, различны лишь степени напряжения — «чистоты» жизни, — такой переход вполне естественен, вплоть до высшей ступени — растворения в мировой душе. Закон возмездия, путем перевоплощений, предрешаемых поступками человека, т. н. karman («действие»), также явился выражением кастовой системы.
Закон возмездия и система каст зажимали личность в железные тиски; во всей системе Б. глубоко заложено начало подчинения; освобождение возможно, фактически, лишь с совершенным выходом из жизни, с «растворением в высшем начале». Именно об этом говорит философия Б., изложенная в Ароньяках, т. е. «лесных книгах», — книгах для отшельников, удалившихся в леса для размышлений, и в Упанишадах (см.) — «тайном учении», высшей брахманической мудрости. Мир призрачен по учению Упанишад: в нем нет ничего — ни добра, ни зла, ни нравственного, ни безнравственного. Поскольку мир призрачен, действительный мудрец должен равнодушно относиться ко всему совершающемуся вокруг него: мир для него должен быть ничем и не должен влиять на него. Он должен стремиться лишь к спасению своего «я» — полным слиянием с «высшим началом», с безличным верховным божеством — Брахмой. К этому должен привести «идеальный» путь человеческой жизни, образцом которого является жизнь брахмана. Она делится на четыре периода: 1-й — период ученичества; начинаясь с семилетнего возраста, он посвящен заучиванию, по меньшей мере, одной из четырех Вед, под руководством брахмана, которому ученик прислуживает в течение всего периода обучения; 2-й период посвящен «уплате долга предкам», т. е. обеспечению продолжения рода: это — период семейной жизни и жреческой практики; в 3-м периоде, начало которого полагалось окончанием воспитания сына, брахман становится отшельником («обитателем леса»), переходя от практической жизни к жизни созерцательной, в размышлениях пролагая себе путь к слиянию с мировой душой; наконец, в 4-м периоде, периоде аскезы, — осуществляется и самое слияние. Такой путь доступен, однако, только «дважды рожденному»; для простых смертных брахманизм предуказывает более тернистый путь к «небытию», путь иоги (см.): «одухотворение плоти», осуществляемое брахманом на его пути, заменяется здесь умерщвлением плоти, «естественный» духовный экстаз — грубым экстазом, организуемым специальными упражнениями. Первый путь дает слияние с миром, второй — растворение в нем.
Доктрина подчинения достигла высшего своего выражения в философской системе Миманса (см.), сложившейся в ту же эпоху, в которую создавались Упанишады. Кроме нее, Б. дал начало еще целому ряду философских школ, крупнейшими из к-рых были: Веданта, Ниайя, Вайшешика, Санкхия (см.).
Развитие их тесно связано с реформацией Б., т. е. уже с переходом его в индуизм (см.).
