С 1913 Б. начинает издавать свою «Всеобщую организационную пауку» (тектологию), представляющую дальнейшее развитие эмпириомонистической точки зрения.
Уже в предшествующих «Тектологии» работах Б. исходил из того, что закономерность в опыт вносит наше мышление, организуя его при помощи целого ряда форм: времени, пространства, причинной связи и т. д.
Отодвигая теперь на задний план общефилософскую проблему отношения субъекта к объекту, физического и психического, Б. сосредоточивает свое внимание на изучении различных организационных методов современного мышления. Все задачи, которые ставит себе человечество, суть задачи организационные. Марксовский тезис о том, что «философы до сих пор объясняли мир, а задача заключается в том, чтобы изменить его», Б. толкует в том смысле, что философия, как созерцательная по существу своему наука, должна быть отброшена и заменена всеобщей организационной «строительной» наукой (тектологией, от греч. rsxra<vopiac — строю), задачей которой является не «представлять» мир в виде единого целого, а превратить мир в организованное целое, «каким реально он не был». Для тектологии единство опыта не устанавливается в результате познания природы, а «создается активно-организационным путем». Материалом для этой организации служит знакомый еще по эмпириомонизму «хаос элементов» опыта. Хотя еще в «Вере и науке» (статьи против Ленина-Ильина) Б. считал своей заслугой, что он внес в махистское понятие организации элементов мысль о сопротивлении организованного комплекса всякому разъединению или изменению вообще, однако, в «Тектологии» он сам исходным пунктом всякого организационного процесса считает конъюгацию (соединение) элементов, сопротивление же признает производным отсюда, результатом той организации, к-рой мы наделяем ту или иную систему.
Метод организационной науки Б. связывает ближе всего с «механистической» точкой зрения физико-химических наук, исследующей всякую систему под углом зрения выяснения того «механизма», к-рый образует ее и приводит в движение. В связи с этим, Б. подвергает критике диалектику Маркса и Энгельса, стремясь доказать, что она не свободна от остатков гегелевского идеализма, поскольку основными принципами своими она признает единство противоположностей во всех явлениях природы и общества, закон перехода количества в качество (и обратно) и закон отрицания отрицания. В противоположность диалектике, Б. выдвигает теорию равновесия, согласно к-рой все существующее представляет собой сменяющие друг друга состояния подвижного равновесия, устанавливающегося в результате столкновения различно направленных сил. Тектология различает механизм формирующий и механизм регулирующий системы. Основой формирующего механизма является конъюгация, соединение элементов непосредственно или через посредство какого-либо третьего элемента (ингрессия); основой регулирующего механизма является подбор.Состояния равновесия сменяются состояниями нарушения равновесия или кризисов, изучение которых составляет задачу организационной диалектики. Все схемы, выводимые отсюда Б., носят универсальный характер и применяются им к познанию различных процессов как природы, так и общества, независимо от различия содержания объединяемых при посредстве той или иной схемы явлений.
Подобно эмпириокритицизму, эмпириомонизм Богданова и его «Тектология» не выдерживают научной критики. Прежде всего, совершенно неправильно то понимание опыта, которое Б. заимствует у эмпириокритиков (а эти последние у Беркли и Юма).
По Б., непосредственно данным в опыте являются только наши психические переживания. На самом же деле опыт (см.) представляет собою единство субъекта и объекта, нашей воспринимающей способности и воздействующего на нее предмета. Если признать, что в опыте нам непосредственно дано только психическое, если физическое рассматривать, как нечто вторичное, производное от психического, то все содержание нашего опыта неизбежно сводится лишь к совокупности наших ощущений, исчерпывается содержанием нашего сознания. Внешний мир исчезает. Не спасает указание Б. на то, что элементы-ощущения не являются «собственностью только моего сознания», а принадлежат коллективному сознанию людей. Исходя из точки зрения Б., нельзя доказать даже существование этих других людей, ибо общаться с ними мы можем лишь через посредство нашего тела, к-рое само представляет с эмпириомонистической точки зрения лишь наше переживание. В такой же тупик приводит и учение Б. о времени и пространстве, как организующих орудиях нашего мышления. Если время и пространство суть лишь орудия нашего мышления, то они не существуют объективно в природе, независимо от нашего мышления. Но это находится в непримиримом противоречии с современной теорией эволюции, к-рая считает, что само мышление возникло в результате развития природы в пространстве и во времени. Так же несостоятельно и учение Богданова об истине, как о том, что социально-значимо для данной эпохи. Из того, скажем; что товарный фетишизм представляет собой необходимо возникающий при капитализме способ представления, вовсе не следует, что он истинен. Его иллюзорность не исключает его «социальной значимости» для определенной эпохи и определенного класса. Истинным мы признаем не «социально-значимое», а доказанное практикой соответствие понятия предмету. Так как «Тектология» целиком опирается на эмпириомонистическую картину мира, то все возражения против эмпириомонизма сохраняют свое значение и для «Тектологии». Организационная точка зрения Б., кроме того, несостоятельна сама по себе. Применяя организационную точку зрения ко всей природе по аналогии с человеческой деятельностью, Богданов невольно телеологизирует (см. Телеология) природу. «Элементы опыта», явления природы оказываются пассивным
