жену за сестру; легенда об Иосифе сохранилась в двух версиях, существенно расходящихся между собой, и т. д.). Справедливо полагая, что указанные явления проистекают от того, что при составлении книги Бытия использованы были различные источники, Астрюк в то же время нашел точный метод для выделения последних. Он первый обратил внимание на то обстоятельство, что чередование различных наименований божества (Иегова и Элогим) строго совпадает с расхождением деталей в параллельных версиях. Если объединить между собой все отрывки, в которых божество названо только Элогим, и противопоставить им остальные, в которых бог назван именем Иегова, то получаются два связных и параллельных текста, свободные от противоречий и повторений. На этом основании Астрюк заключил, что в книге Бытия использованы два самостоятельных источника, которые он назвал Иеговистом и Элогистом, соответственно употребляющимся в них названиям божества.
Т. о., найден был метод, легший в основу библейской критики 19 в. Продолжая работу Астрюка, библейская наука проследила вскрытые им источники на протяжении всего Пятикнижия и отчасти в других повествовательных книгах Б. При этом обнаружилось, что источник, принимаемый за Элогиста, представляет собой сложное произведение, в к-ром могут быть прослежены два самостоятельных источника; за одним из них сохранено прежнее название, другой же назван Жреческим кодексом, т. к. он оказался повествовательным вступлением к законодательному памятнику того же наименования. Что касается датировки источников, то оказалось, что Ягвист (как теперь правильнее произносят, вместо прежнего названия Иеговист) и Элогист составлены были б. или м. одновременно в 9—8 веках до хр. э. (Ягвист, как полагают, на несколько десятилетий ранее Элогиста), а Жреческий кодекс — в после-пленную эпоху.
Анализ законодательных частей Пятикнижия обнаружил наличие трех самостоятельных законодательных памятников (упомянутые выше: Книга союза, Второзаконие и Жреческий кодекс), сильно разнящихся как по форме, так и по содержанию. Важнейшим пунктом расхождения является различное отношение законодателя к вопросу о централизации культа, сыгравшей решающую роль в религиозном развитии евреев. В то время как Книга союза не предрешает вопроса о месте богослужения, Второзаконие впервые вводит централизацию культа в Иерусалиме, а Жреческий кодекс считает единство культа само собой разумеющимся, видя в «скинии завета» единственное легальное святилище.
Вопрос о времени возникновения названных законодательных памятников долгое время оставался спорным в науке. Традиционное представление об евреях, как народе монотеистическом, побуждало считать исходным пунктом их исторической жизни писаный закон, основанный на идее единобожия, к-рая получила внешнее выражение в единстве культа. Поэтому большинство уче 206
ных считало Жреческий кодекс, приурочивающий все религиозное законодательство к условиям странствования в пустыне, древнейшим законодательным памятником евреев. Но такому пониманию, прежде всего, противоречило содержание самих библейских книг как исторических, так и пророческих, внимательное изучение которых показало, что почти вплоть до эпохи вавилонского пленения существование у евреев писаного закона, основанного на единстве культа, представляется чрезвычайно сомнительным. Вся обстановка религиозного быта до-пленной эпохи показывает, что еще в царский период требование единства культа не только не соблюдалось, но до конца 7 в. даже не было провозглашено в виде закона.
Отсюда вытекало, что Жреческий кодекс, возводящий единство культа ко временам Моисея, является продуктом после-пленной эпохи, произвольно переносящим религиозную организацию последующего времени в древнейшее историческое прошлое. Гипотеза о после-пленном происхождении Жреческого кодекса, впервые высказанная Графом и обстоятельно подтвержденная Велльгаузеном (во 2-й полов. 19 в.), произвела коренной переворот в библейской науке и сделала возможным научное изучение библейской истории. Только с этой точки зрения могло получить правильную оценку пророческое движение 8—7 вв. Выяснилось, что пророки в своей борьбе против локальных культов, как и в проповеди этического монотеизма, вовсе не опирались на писаный закон, тогда еще не существовавший, но своей деятельностью, отражающей конкретные социально-политические условия эпохи, сами впервые подготовили почву для возникновения этого закона. Т. н. «закон Моисеев», ложно принимавшийся за исходный пункт развития, оказался результатом сложного исторического процесса, выяснение k-рого является основной задачей библейской науки. При этом, разумеется, нельзя было ограничиться только анализом Пятикнижия. Методы научной критики применены были и к остальным отделам Ветхого завета. Выяснилось, что исторические книги Б., окончательно редактированные в после-пленную эпоху, содержат весьма разнородный материал далеко не одинаковой исторической ценности. И здесь нередко наблюдается наличие параллельных версий, отражающих вполне определенные религиозные и социально-политические тенденции. В пророческой литературе, наряду с подлинными речами пророков, обнаружены многочисленные добавления позднейшего происхождения. Так, напр., в книге Исаии главы 40—66 не могут быть приписаны пророку, жившему еще при Санхерибе (начало 7 в. до хр. э.), так как в них упоминается уже имя персидского царя Кира (середина 6 в. до хр. э.), да и все содержание этих глав может быть правильно понято лишь с точки зрения реальных отношений после-пленной эпохи. Подобные изменения и дополнения обнаружены и в других пророческих книгах; под нивелирующим действием позднейших редакторов страстные речи политических деятелей (каковыми в
