сбивают где-нибудь на середине ее размаха.
Темперамент архитектора, к-рый комкает, ломает и гнет линию, свивает ее в похотливые улиткообразные формы, ищет разрывов и увлекается сладострастными выступами и волютами, с логической необходимостью лишает и колонну ее элементарной устойчивости: барочная колонна делается винтообразной (балдахин Бернини в храме св. Петра). Этому наиболее барочному формированию колонн соответствует нагромождение набухающих, полных, припухлых образований всюду, где это только возможно: на фасаде, на карнизе, на башне. Башням придаются самые причудливые, диковинные формы; их увенчивает не простая крыша или шпиц, но особые уборы, причудливее любого тюрбана; формы башенных увенчаний стягиваются в талии, вновь раздуваются словно животы и зобы, ведя с какой-то озадачивающей гибкостью и нарочитостью беспрерывную игру утончений и утолщений, не разрешающуюся в результате ничем. Архитектор Б. превращает статическое, т. — е. собственно тектоническое, в декоративно-текучее настолько, что в конечном итоге декоративно-мягкое и эластичное, чисто зрелищное становится основным элементом барочного строительства. Изогнутые очертания делают статику как бы эластичной. Пластические реальности, выделанные на таком податливом материале, как мягкий «стукко», превращаются в сказочную формалистическую риторику, которая уже кажется свободнойименем «иезуитского стиля», не брезгает художественными приемами, воздействующими мистифицирующим, почти наркотизирующим образом. Наконец, декоративная тектоника, к-рой уже от самого низа дается диагональное стремление ввысь, как будто прорывает потолок: потолок и купольный свод кажутся подлинным «небо м», всеми средствами оптическиперспективного обмана преувеличивается действительная высота купола и плафона, подчеркнутая еще и освещением.
Областью широкого распространения этих явлений Б. является к атолически й мир, т. — е. Италия, Испания, католические земли по Рейну, католические обла — Колонна во дворце. Турин, сти по Дунаю и Майну, Австрия и Бавария.
Живописное зодчество Б., ставящее заданием своим бесконечные перспективы плафонов, церковных или светских, приводит к роскошному развитию плафонной живописи (П. да Кортона, Гверчино, А. Поццо, Веронезе и др.). Она придает даже настенным картинам некий плафонный порыв: это можно наблюдать у Тинторетто, у Греко и у менее крупных мастеров, как Аннибале Карраччи.
То же живописное строительство побуждает художников к постройкам, в к-рых мягкие изгибы благоприятствуют подчеркиванию живописного момента: зодчие Б. строят роскошные лестницы как снаружи, так и внутри зданий, сам Микеланджело подает пример лестницей Лаврентинской библиотеки во Флоренции; наиболее прекрасно барочная фантазия выразила этот стиль в ступенях и перилах «Испанской лестницы» в Риме. Б. любит колодцы: А. Базиле и П. Камполо. Лестница. Мес пачисло и пышность фонтанов барочной эпохи — сказочно от какого-либо предметного назначения, (Бернини, фонтан на площади Навона, Рим; преследуя разве лишь одну цель — оше Н. Сальви, фонтан Треви, Рим). Понятно, ломить зрителя. И, в действительности, эта что для художников Б. была заманчива выцель ставится сознательно. годная в зрелищном отношении связь поКонтр — реформация стремится напра
движной декоративной тектоники со струявить на ложный путь человеческие щейся и падающей водой. Б. переносит хаинстинкты; великолепная система барочного рактерную для пего живописно-сладострастхрамового зодчества, известная также под ную трактовку даже в выработку мебели:
