диктатура ничего не дала пролетариату.
А за нею последовала откровенная реакция, опиравшаяся не только на крупную и среднюю буржуазию, но и на значительную, удовлетворенную революцией, часть мелкой буржуазии. Эти перипетии революции не могли не вызвать в пролетариате, особенно парижском, известного психологического сдвига. Пролетариат испытывал, с одной стороны, разочарование во всех тех политических рецептах, к-рые предлагались различными, стоявшими последовательно у власти, партиями, — с другой стороны, он не мог не почувствовать грани, отделяющей его от всего остального общества, в частности и от мелкой буржуазии. Смутному исканию пролетариатом новой, притом своей собственной, программы соответствовал в руководящих интеллигентских верхах отрыв коммунистической идеологии от идеологии мелкобуржуазной, уравнительной.
Мелкобуржуазные революционеры в термидорианскую эпоху либо бросались, вместе с той группой, к-рую представляли, в объятия реакции, либо бесцельно топтались на месте, повторяя старые лозунги, утратившие свою власть над умами, либо были сдвинуты революционным процессом на новую социальную базу. Б. и его соратники принадлежали к последней категории. Этот сдвиг не был осознан вполне ими самими, — тем не менее, они явились, пусть бессознательно, первыми провозвестниками пролетарского коммунизма.
Б. и бабувисты были воспитаны на идеях франц. дореволюционного эгалитаризма и коммунизма. Но, поставив проблему коммунизма, как проблему революционного преобразования общества, они должны были неизбежно внести в рационалистическую концепцию своих предшественников ряд весьма существенных поправок. Для интеллигентского коммунизма 18 в. характерно представление о коммунизме, как о порядке, соответствующем естественному праву. Так, Морелли считал, что это естественное право было некогда, на заре человеческого общества, реальностью; оно было утеряно вследствие несознательности людей; возвращение к нему должно явиться результатом просвещения. Бабеф также придает просвещению большое значение. Но в то же время он знает, что история отнюдь не школа, в которой люди постепенно просвещаются. Для него история — арена борьбы между богатыми и бедными, — «патрициями и плебеями», — борьбы, к-рая идет непрерывно со времени возникновения частной собственности. Наряду с зачатками теории классовой борьбы, у Б. имеются и зачатки диалектического понимания истории. Уверенность в грядущей победе «плебеев» Б. черпает в том, что режим, основанный на частной собственности, изжил себя, приведя к фактическому лишению собственности широких народных масс. Франц. революция для Б. — определенный этап в исторической борьбе. Но она не привела к победе «плебеев», заменив лишь одну группу насильников и эксплоататоров другой. Поэтому за ней должна последовать новая революция, к-рую Б. и считает необходимым подготовлять.Первые шаги к подготовке коммунистической революции были сделаны Б. и его друзьями (Буонарроти, Дарте и др.) в виде организации общества или клуба, получившего имя Пантеона (место постоянных собраний находилось поблизости Пантеона).
Эта широкая организация привлекла к себе значительные круги недовольных правительством Директории и сыграла, т. о., большую роль в деле вербовки сочувствующих заговору. Однако, она имела два недостатка: 1) открытый клуб не мог служить ядром заговора по соображениям конспирации и 2) в клубе сразу обнаружились значительные разногласия в отношении к задачам революции. Эти обстоятельства побудили сторонников коммунистического переворота создать тайный революционный комитет.
Комитет имел сеть агентов, причем стремился завязать связи с войсками и с рабочими. Помимо прокламаций и брошюр бабувисты выпускали два периодических органа: «Народный трибун» и «Просветитель».
На рабочих бабувисты обращали большое внимание. Однако, сознания того, что именно пролетариат является социальной базой революционного коммунизма, у них не было.
Они считали себя представителями всех угнетенных «плебеев», всей бедноты. Ведя пропаганду среди рабочих, бабувисты не умели связывать вопрос о коммунистическом перевороте с вопросами повседневной жизни и борьбы пролетариата. И в тех предположениях, какие были у бабувистов в связи с планом восстания, непосредственные интересы пролетариата, как такового, также не нашли себе выражения.
Сами по себе эти практические предположения бабувистов представляют громадный интерес для истории социалистической мысли. Коммунисты-революционеры, бабувисты не могли не задуматься над вопросами, не существовавшими для дореволюционного коммунизма, чисто теоретического и просветительского. В случае, если бы удалось произвести переворот, к-рый мыслился Б. как массовое восстание бедноты, по инициативе и под руководством заговорщиков, было необходимо, во-первых, закрепить за собою поддержку этой бедноты, во-вторых, наметить политические и экономические мероприятия, при помощи к-рых существующий социальный строй мог бы быть преобразован в строй коммунистический. В решении этих вопросов Б. и бабувисты проявили большую смелость и оригинальность. Они предполагали немедленно после захвата власти осуществить ряд мер, удовлетворяющих насущнейшие потребности восставших народных масс. Это были: организация бесплатного хлебоснабжения, переселение бедняков в жилища контрреволюционеров, бесплатная выдача из ломбардов вещей, заложенных там малоимущими, и т. д. За этими первыми шагами должна была последовать организация новой революционной власти. Так как бабувисты стремились привлечь к участию в восстании также якобинцев — не коммунистов, то на первых порах они соглашались передать власть в руки демократической части старых депутатов Конвента, пополнив это собрание
