выпавшаго снѣга. Проводники бѣжали, завернулъ морозъ, поднялась метель, развести огней было не изъ чего. При спускѣ съ вершины Рингенкопфа стало и того хуже, потому что вѣтромъ сдуло снѣгъ и образовалась гололедица. Много погибло тутъ людей и особенно вьючнаго скота, и этотъ послѣдній переходъ былъ самымъ бѣдственнымъ изъ всей швейцарской кампаніи. На слѣдующій день, 27 числа, пришли въ Куръ; тутъ кончились всѣ невзгоды; выданы дрова, печеный хлѣбъ, мясо, вино. Но войска были въ ужасномъ видѣ, и не одни солдаты, а всѣ; наравнѣ со всѣми Суворовъ мерзъ подъ жиденькимъ плащемъ, ѣлъ черствый хлѣбъ, спалъ гдѣ попало. Такъ кончился этотъ злосчастный, но героическій походъ. На Сенъ-Готаръ шло 21,000 человѣкъ, въ Куръ пришло неполныхъ 15,000. Въ числѣ выбывшихъ слѣдуетъ считать много раненыхъ, оставленныхъ поневолѣ въ разныхъ мѣстахъ на попеченіе французовъ. Французскихъ плѣнныхъ приведено въ Куръ 1400. Здѣсь окончилось боевое поприще Суворова. Государь пожаловалъ ему званіе генералиссимуса и велѣлъ отлить изъ бронзы его статую, которая понынѣ стоитъ въ Петербургѣ.
Послѣднее время союзъ противъ Франціи былъ уже очень ненадеженъ, а теперь сталъ быстро распадаться и, наконецъ, рухнулъ. Суворову предстояло, во-первыхъ, какъ можно скорѣе привести совершенно разстроенныя войска хоть въ какой-нибудь порядокъ, а во-вторыхъ, отвести ихъ въ Россію. Онъ этимъ и занялся, но возвращеніе войскъ домой затянулось на три мѣсяца слишкомъ. Все это время Суворову устраивались по пути торжественные проводы и встрѣчи; со всѣхъ сторонъ съѣзжались иностранцы, чтобы съ нимъ познакомиться; дамы цѣловали ему руки; разные государи жаловали его орденами и другими отличіями. Спохватился, наконецъ, и австрійскій императоръ и прислалъ ему орденъ Маріи Терезіи большого креста. Больше всего пришлось Суворову прожить въ гор. Прагѣ, въ Богеміи. Здѣсь онъ справлялъ святки съ гаданьями, фантами, жмурками и другими играми, въ которыхъ должны были принимать участіе всѣ безъ исключенія; шли танцы, пѣлись пѣсни и вездѣ хозяинъ былъ дѣйствующимъ лицомъ. Бывали у него и пріемы, и обѣды, и балы; обѣдали въ 9 часу утра, стряпня была, какъ всегда скверная, пилъ и ѣлъ онъ неумѣренно, съ гостями цѣловался и ихъ благословлялъ. Причуды его не уменьшались, а съ дав-
выпавшего снега. Проводники бежали, завернул мороз, поднялась метель, развести огней было не из чего. При спуске с вершины Рингенкопфа стало и того хуже, потому что ветром сдуло снег и образовалась гололедица. Много погибло тут людей и особенно вьючного скота, и этот последний переход был самым бедственным из всей швейцарской кампании. На следующий день, 27 числа, пришли в Кур; тут кончились все невзгоды; выданы дрова, печёный хлеб, мясо, вино. Но войска были в ужасном виде, и не одни солдаты, а все; наравне со всеми Суворов мёрз под жиденьким плащом, ел чёрствый хлеб, спал где попало. Так кончился этот злосчастный, но героический поход. На Сен-Готар шло 21,000 человек, в Кур пришло неполных 15,000. В числе выбывших следует считать много раненых, оставленных поневоле в разных местах на попечение французов. Французских пленных приведено в Кур 1400. Здесь окончилось боевое поприще Суворова. Государь пожаловал ему звание генералиссимуса и велел отлить из бронзы его статую, которая поныне стоит в Петербурге.
Последнее время союз против Франции был уже очень ненадёжен, а теперь стал быстро распадаться и, наконец, рухнул. Суворову предстояло, во-первых, как можно скорее привести совершенно расстроенные войска хоть в какой-нибудь порядок, а во-вторых, отвести их в Россию. Он этим и занялся, но возвращение войск домой затянулось на три месяца с лишком. Всё это время Суворову устраивались по пути торжественные проводы и встречи; со всех сторон съезжались иностранцы, чтобы с ним познакомиться; дамы целовали ему руки; разные государи жаловали его орденами и другими отличиями. Спохватился, наконец, и австрийский император и прислал ему орден Марии Терезии большого креста. Больше всего пришлось Суворову прожить в гор. Праге, в Богемии. Здесь он справлял святки с гаданиями, фантами, жмурками и другими играми, в которых должны были принимать участие все без исключения; шли танцы, пелись песни и везде хозяин был действующим лицом. Бывали у него и приёмы, и обеды, и балы; обедали в 9 часу утра, стряпня была, как всегда скверная, пил и ел он неумеренно, с гостями целовался и их благословлял. Причуды его не уменьшались, а с дав-
