Страница:А. И. Воскресенский. Три речи в память Карамзина, Гоголя и Жуковского.pdf/67

Эта страница не была вычитана


объ авторскомъ затрудненіи въ обозначеніи извѣстнымъ именемъ выводимыхъ имъ въ произвеленіяхъ личностей. „Назвать выдуманною фамиліею—опасно. Какое не придумай имя, уже непремѣнно найдется въ какомъ нибудь углу нашего государства,—благо велико,—кто нибудъ, носящій его, и непремѣнно разсердится не на животъ, а на смерть.... Назови же по чинамъ, Боже сохрани, и того опаснѣй. Теперь у насъ всѣ чины и сословія такъ раздражены, что все, что ни есть въ печатной книгѣ , уже кажется имъ личностью: таково ужъ, видно, расположеніе въ воздухѣ. Достаточно сказать только, что есть въ одномъ городѣ глупый человѣкъ,—это ужъ и личность: вдругъ выскочить господинъ почтенной наружности и закрчитъ: „вѣдь я тоже человѣкъ, стало быть, я тоже глупъ“, словомъ вмигъ смекнетъ, въ чемъ дѣло“

Наконецъ, въ поелѣдней, 11-й главѣ, Гоголь рѣшаетъ вопросъ, почему добродѣтельный человѣкъ не взятъ имъ въ герои, т. е. почему онъ не вывелъ въ поэмѣ какого-нибудь доблестнаю, сильнаго духомъ мужа, свѣтлую, идеальную личность. „Потому“,— отвѣчаетъ авторъ,—„что пора, наконецъ, дать отдыхъ бѣдному добродѣтельному человѣку; потому что праздно вращается въ устахъ слово: добродѣтельный человѣкъ, потому что обратили въ лошадь добродѣтельнаго человѣка, и нѣтъ писателя, который бы не ѣздилъ на немъ, понукая и кнутомъ, и всѣмъ, чѣмъ ни попало; потому что изморили добродѣтельнаго человѣка до того, что теперь нѣтъ на немъ и тѣни добродѣтели, а остались только ребра да кожа вмѣсто тѣла; потому что лицемѣрно призываютъ добродѣтельнаго человѣка; потому что не уважаютъ добродѣтельнаго человѣка. Нѣтъ, пора, наконецъ, припрячь и подлеца“ Однимъ словомъ, Гоголь развѣнчиваетъ ложно добродѣтельнаго человѣка, плача и болѣя сердцемъ о томъ, что нигдѣ теперь не найти доблестнаго мужа. „Дрянь и тряпка сталъ всякъ человѣкъ!“ восклцаетъ онъ въ одномъ изъ своихъ писемъ. „Но не то тяжело“,—говорить далѣе Гоголь,—„что будутъ недовольны героемъ; тяжело то, что живетъ въ душѣ неотразимая увѣренность, что тѣмъ же самымъ героемъ, тѣмъ же самымъ Чичиковымъ были бы довольны читатели. Не загляни авторъ поглубже ему