пріѣздѣ въ Сѣчь, не прочь и самъ проплясать трепака съ подгулявшими запорожцами. Но страшенъ Бульба. боевой казацкій полковникъ. въ ту минуту, когда говорить родному сыну: „я тебя породилъ,—я тебя и убью!“ когда совершаетъ эту страшную казнь надъ Андріемъ за то, что пылкій юноша, увлекшись красавицей, измѣнилъ вѣрѣ и казачеству и перешелъ на сторону поляковъ. А какъ величавъ и геройски могучъ тотъ-же Тарасъ Бульба, когда, присутствуя при казни старшаго сына Остапа въ Варшавѣ, смѣло кричитъ изъ толпы свое отцовское ободряющее „слышу!“ когда, послѣ того, кроваво мститъ ненавистнымъ ляхамъ за смерть любимаго сына, браннаго товарища; когда, наконецъ, самъ гибнетъ на кострѣ и, среди тяжкихъ мученій, отдаетъ послѣднюю команду со своего роковаго столба: „Занимайте, хлопцы, занимайте скорѣе горку, что за лѣсомъ,—туда не подступятъ они.... Что взяли, чортовы ляхи? Думаете, есть что на свѣтѣ, чего бы побоялся казакъ!“….
За то—какими нѣжными тонами рисуетъ Гоголь прощальную ночь молодыхъ казаковъ! съ какой сердечной теплотой изображаетъ эту бѣдную мать, отъ которой упрямый и суровый отецъ отрываетъ ея милыхъ дѣтей—для сабли, для товарищей, для бражничества,—отрываетъ съ тѣмъ, чтобы ей уже никогда не видѣть ихъ болѣе!... „Она расчесывала гребнемъ ихъ молодыя, небрежно всклокоченныя кудри и смачивала ихъ слезами. Она глядѣла на нихъ вся, глядѣла всѣми чувствами, вся превратилась въ одно зрѣніе и не могла наглядѣться. Она вскормила ихъ собственной грудью; она взрастила, взлелѣяла ихъ—и только на одинъ мигъ видитъ ихъ передъ собою.… Она была жалка, какъ всякая женщина того удалого вѣка“ Сколько излито здѣсь—и безысходнаго горя, и разбитыхъ надеждъ, и любви, и всего, что есть нѣжнаго и страстнаго въ женщинѣ-матери, заживо оплакивающей своихъ милыхъ, ненаглядныхъ дѣтей!.…
Но вотъ вы сдѣлали нѣсколькб оборотовъ—и въ этомъ дивномъ калейдоскопѣ жизни—передъ вашими глазами открываются сцены, смѣшнѣе которыхъ рѣдко что-нибудь подобное можно встрѣтить въ литературѣ . Это сцены на грязной жидовской улицѣ въ Варшавѣ. Тутъ и Янкель на своемъ „пыльномъ рысакѣ“,
