та отъ погибели въ мутныхъ волнахъ легкомыслія, которыми онъ былъ окруженъ—и въ родномъ домѣ, и въ школѣ, и въ томъ петербургскомъ обществѣ, въ которое онъ попалъ по выходѣ изъ Царскосельскаго Лицея. Въ посланіи „Къ Жуковскому“ 1817 г. Пушкинъ такъ говоритъ о вліяніи на него романтика-идеалиста:
Не ты ль мнѣ руку далъ въ завѣтъ любви священной? Могу ль забыть я часъ, когда передъ тобой Безмолвный я стоялъ, и молнійной струей Душа къ возвышенной душѣ твоей летѣла И, тайно съединясь, въ восторгахъ пламенѣла?
Если въ лицейскихъ стихотвореніяхъ Пушкина среди эротическихъ произведеній мы встрѣчаемъ цѣлый рядъ элегій, одухотворенныхъ чистымъ, мечтательнымъ чувствомъ (Желаніе, Осеннее утро, Разлука, Наслажденіе, Окно, мѣсяцъ, Подражаніе, Друзьямъ, Пробужденіе, Пѣвецъ), то этимъ мы обязаны Жуковскому. „Блаженъ“, говоритъ Пушкинъ на изданіе его книжекъ „для немногихъ“,—
Кто наслажденіе прекраснымъ Въ прекрасный получилъ удѣлъ И твой восторгъ уразумѣлъ Восторгомъ пламеннымъ и яснымъ.
Понятны послѣтого слова Бѣлинскаго, что „безъ Жуковскаго мы не имѣли бы Пушкина“, что „безъ Жуковскаго Пушкинъ былъ бы не возможенъ и не былъ бы понять“.
Обобщая сказанное о Жуковскомъ, приходимъ къ такому выводу. Его значеніе въ литературѣ можно свести къ двумъ пунктамъ.... Во первыхъ, Жуковскій явился поэтомъ сентиментально-романтической школы, значеніе которой безспорно: она вытѣснила ложно-классическую теорію, проявлявшуюся въ поэзіи торжественными одами, съ ихъ надутымъ паѳосомъ; его поэзія есть скорбь о неизвѣстномъ, стремленіе вдаль, тоска любви, томленіе „разлуки“ и, во всякомъ случаѣ , теплота искренняго поэтическаго чувства. Во вторыхъ, Жуковскій имѣетъ значеніе какъ переводчикъ: онъ далъ цѣлый рядъ переводовъ и тѣмъ познакомилъ русское общество съ выдающимися поэтами Западной Европы.
Великоѣ значеніе Жуковскаго и какъ человѣка, „Вѣялъ въ
