повѣсть „ Ундина“ — передѣлка изъ нѣмецкаго писателя Ламотта-Фуке, но по чужой канвѣ Жуковскій вывелъ свои чудные самобытные узоры. Могучею силою поэтической мысли онъ воочію показалъ намъ присутствге божественнаго начала въ душѣ человѣческой. Въ его фантастической повѣсти мечтательность и чудесное отступаютъ на задній планъ передъ удивительно-прекраснымъ, задушевнымъ и художественнымъ изображеніемъ самоотверженнаго человѣческаго чувства.
Водяной царь Ундинѣ своей, любимой единственной дочери, душу живую Дать пожелалъ, хотя онъ и вѣдалъ, что съ нею и горе (Всѣхъ одаренныхъ душею удѣлъ) ее не минуетъ.
Ундина является на землю, въ семью рыбака, въ людскую среду. Существо прекрасное, живое, незлобивое, ласковое,—она, несмотря на свои причуды, безумную рѣзвость и вздорныя выдумки, привлекаетъ къ себѣ любовь людей; но люди, въ то же время, поражаются ея бездушіемъ, безсердечностью: она не понимаетъ чужого горя, она не понимаетъ, что можетъ жертвовать собою для другихъ; ей кажется такгь естественнымъ думать, что „всякій самъ себѣ ближе“. Но вотъ, чрезъ союзъ любви съ человѣкомъ, чрезъ прикосновеніе къ живой душѣ человѣческой, для нея открывается возможность получить душу,—и съ чудно-поэтической силой изобразилъ Жуковскій страхъ Ундины передъ великимъ событіемъ, передъ великимъ долгомъ и святымъ бременемъ, налагаемымъ на нее. Вотъ что говоритъ она священнику:
съ народными поэмами Востока: онъ перевелъ персидскую повѣсть изъ Шахъ—Наме (книга царей). поэмы Фирдуси ([] 1020 г.), „Рустемъ и Зорабъ“ (1844—47) и индійскую изъ Марабхараты (собр. въ 4 в. до Р. X. Віасою) „Наль и Дамаянти“ (1841). Онъ же, съ помошью стихотворнаго нѣмецкаго перевода Гердера (1744—1803), перевелъ на русскій языкъ отрывокъ изъ испанскихъ романсовъ о „Сидѣ“ (герой испанск. народн. поззіи Истор. Сидъ 1040—99) и, съ помощію нѣмецкаго же прозаич. перевода проф. Грасгофа, изложилъ стихомъ подлинника, гекзаметромъ, неувядаемую въ своей красотѣ греческую народную поэму Гомера „Одиссею“ (1842—49).
