прогулка по Цикладамъ, при свѣтѣ мѣсяца, какъ-будто нарочно придумана для удовольствія туристовъ. Острова эти прошли передъ нами, отъ заката до восхода солнца, при переливахъ луннаго свѣта, при фосфорическомъ блескѣ моря, во всей поэтической красотѣ.
Кто не восхищался островами Архипелага, съ-тѣхъ-поръ, какъ имена ихъ вписаны въ Иліаду? Анахарсисъ называлъ ихъ морскими созвѣздіями, Байронъ—драгоцѣннымъ ожерельемъ вѣчно-прекраснаго моря, крестоносцы сравнивали съ разбросаннымъ на водахъ цвѣтникомъ. Передо мною мелькнули они, точно картины какой-нибудь діорамы, въ обаяніи разнообразного освѣщенія: одни проходили въ заревѣ заходящаго солнца, другіе въ матовомъ мерцаніи сумерекъ, иные при лунномъ блескѣ. Можетъ-быть отъ этого освѣщенія всѣ рѣзкія черты ихъ сглаживались, краски слпшкомъ яркія пропадали, и на все ложился тонъ мягкій и нѣжный. Я катался по Леману, видѣлъ Лаго-Маджоре и Комо, но никогда не сравню ихъ съ ночной прогулкой но Цикладамъ. Здѣсь сцена обширнѣе, зрѣлище разнообразнѣе! Всякій часъ картина мѣнялась и новые виды торопились выдти на встрѣчу. Едва одинъ островъ скрывался позади парохода, какъ передъ нами являлся новый, то въ видѣ синей тучи, повисшей на гаризонтѣ, то какъ розовое облако, налитое свѣтомъ еще невидимой зари. И вотъ земля приплывала ближе, черный пятна ея обращались въ рощи, бѣлыя точки разрастались въ деревню или одинокій монастырь. Калюется, природа затѣмъ только и бросила эти острова на прекраснѣйшее въ свѣтѣ море, чтобы кататься здѣсь на пароходѣ, при свѣтѣ мѣсячной ночи.
Я не сходилъ съ палубы. Утромъ поднялась передъ нами высокая скала, съ одной стороны вся бѣлая, точно въ снѣгу. Это — Сира съ своимъ городомъ. Мы обогнули маякъ, стоящій на одинокомъ утесѣ, и бросили якорь передъ Гермополемъ, при первыхъ порывахъ начинающейся бури. На темной горѣ, будто вылѣиленной изъ терра-котты, бѣлые го-
