тракъ до Каламаки и прорыть каналъ между двумя гаванями, въ возможности котораго не сомнѣвались еще при Неронѣ, — и Коринѳъ скоро выросъ-бы до значенія одного изъ важнѣйшихъ пунктовъ въ Европѣ.
Но судьба и личная прихоть не въ первый разъ уже играютъ слѣпо народнымъ благомъ, бросая столицы на безплодный берегъ какого-нибудь Мансанареса или въ болотистыя топи невскихъ прибрежій. Такъ было и съ Греціей. Баварскій король, строитель кирпичныхъ Глиптотекъ и Пинакотекъ, довольный тѣмъ, что филистеры величали его Мюнхенъ «новыми Аѳинами», хотѣлъ непремѣнно, чтобъ сынъ его царствовалъ въ настоящихъ, старыхъ Аѳинахъ. И благодаря нѣмецкой любви къ греческимъ древностямъ, народныя выгоды были умышленно забыты, и столица молодаго королевства перенесена къ акропольской скалѣ, во имя одной тридцатвг-вѣковой ея славы и въ доказательство, что нѣмецкіе принцы воспитываются на религіозномъ уваженіи къ эллинскому искусству.
Видно, поэтическая баварская династія не такъ мѣщански воспитана, чтобъ предпочитать какіе-нибудь политическіе виды и коммерческіе разсчеты удовольствію жить у подножія Партенона. И могутъ-ли роптать на это потомки классическихъ эллиновъ! Если отъ выбора столицы пострадала торговля, остановилась промышленность, заброшены дороги, — зато аѳинская палата собирается теперь на томъ мѣстѣ, гдѣ жили Демосѳенъ и Периклъ, университетъ стоитъ недалеко отъ Платоновой академіи, а новый ареопагъ разбираетъ вексельные процессы и поземельныя тяжбы въ виду холма, гдѣ въ древности засѣдали архонты. Вѣдь это не бездѣлица! Баварская династія потому, вѣроятно, и предпочла развалины фабрикамъ, обломки статуй машинамъ и станкамъ, что желала управлять не торговцами и промышленниками, а одними благородными артистами, которые слушали курсы археологіи въ мюнхенскомъ университетѣ. А говорятъ еще, что въ нашемъ положительномъ вѣкѣ перевелись романтики!
