ными фигурами, полинялыми отъ времени и выглядывающими съ бѣломраморныхъ стѣнъ, какъ печальныя привидѣнія среди яснаго дня. Всматриваясь, видишь блѣдные образы, которые кутаются въ противные для древности покровы, какъ-будто стыдясь, что явились наслѣдниками святилища, гдѣ царствовала красота. Въ свою очередь турки обратили храмъ въ мечеть — покрыли стѣны грубымъ слоемъ штукатурки, на мѣстѣ алтаря поставили свою миру съ кораномъ, а у входа пробили наверхъ лѣстницу для муэззина. Послѣдними грабителями Партенона были англичане, и Байронъ справедливо сказалъ, что его соотечественники докончили то, чего не успѣли сдѣлать варвары. Лордъ Эльгинъ лишилъ храмъ послѣднихъ остатковъ скульптуры, сорвалъ барельефы, обнажилъ фризы и оставилъ одинъ остовъ великаго зданія.
Помню, съ какимъ чувствомъ наслажденія и негодованія два мѣсяца назадъ ходилъ я по эльгинской галереѣ Британскаго-Музея. Три большія залы его наполнены мраморами, которые благородный лордъ вывезъ изъ Греціи и продалъ своему отечеству за тридцать тысячъ фунтовъ стерлинговъ. И эти тридцать сребренниковъ выплатилъ Парламентъ. Бывали и прежде художественные грабежи. Веиеція не-разъ обирала Константинополь, похищала колонны изъ храмовъ, коней съ Гипподрома, двери изъ Софійскаго-собора. Наполеонъ перевозилъ обелиски изъ Египта, кралъ ворованныхъ коней въ Венеціи, похищалъ картины изъ Мадрита и Дрездена. Но грабежъ Эльгина совсѣмъ другое дѣло. Тамъ было мародёрство побѣдоносныхъ солдатъ, насильственная военная контрибуція; здѣсь одна мошенническая спекуляція торговца неграми, помышлявшаго не о трофеяхъ отечества, а только о пользѣ своего кармана.
Если Партеноиъ поражаетъ величіемъ и простотою, то Эрехтеонъ можно назвать полнѣйшимъ выраженіемъ граціи. Это гармоническое соединеніе трехъ неболыпихъ храмовъ. Въ серединѣ, на мраморномъ возвышенномъ подножіи стоитъ изящный портикъ изъ желобчатыхъ коринѳскихъ колоннъ
