— Если эффенди не желаетъ, чтобъ его безпокоили, то потрудится дать что-нибудь телонису.
У меня не было на совѣсти большихъ контрабандныхъ грѣховъ. Я далъ ему полдрахмы, то-есть почти гривенникъ на русскія деньги. Онъ любезно улыбнулся мнѣ и спросилъ: эффенди — французъ?
— Русскій! — отвѣчалъ я.
— Россосъ? какъ-же это я не замѣтилъ! Но вѣдь русскіе імѣютъ обыкновеніе давать цѣлую драхму. Можетъ-быть эффенди еще не знаетъ — но это ужъ такъ заведено.
— Отчего-же это?
— Какъ отчего! — проговорнлъ телонисъ, взглянувъ на меня съ видимымъ удивленіемъ: — оттого, что русскіе — не французы. Вы понимаете разницу, и греки понимаютъ, давно всѣ понимаютъ. Видите вы этотъ пароходъ, вонъ—гдѣ люди купаются ?
— Вижу! — сказалъ я, ожидая, что изъ этого выйдетъ.
— Ну, такъ это пароходъ русскій. Господа Офицеры съѣзжаютъ съ него на берегъ совсѣмъ безъ чемодановъ, и всякій разъ даютъ драхму.
— За что-же?
— Да вѣдь они русскіе! Вы тоже русскій.... мы одной вѣры: Эффенди вѣритъ, во-что я вѣрю...
Убѣжденный такой несомненной логикой, я въ-самомъ-дѣлѣ прибавилъ еще полдрахмы. Телонисъ вѣжливо приложилъ руку къ фесу и повернулся къ чемоданамъ Ликадиса, но, убѣдясь съ перваго взгляда, что товаршцъ мой былъ совсѣмъ не-русскій, грустно махнулъ рукою и величественно пошелъ къ пристани, куда подходили еще двѣ лодки отъ нашего парохода. Ликадисъ сердился за мою драхму, я хохоталъ.
Варкарисъ подхватилъ наши чемоданы и почти бѣгомъ пустился къ площади, обставленной прекрасными европейскими домами съ разноцвѣтными вывѣсками магазиновъ. Тамъ стояло съ десятокъ каретъ. Извощики ухватились за нашу
