кой доскѣ сидѣлъ, свѣся ноги, человѣкъ. Въ одной рукѣ держалъ онъ ружье, а въ другой перебиралъ четки. Но это былъ не греческій Соловей-разбойникъ, а караульный жан-дармъ, который свистомъ перекликался съ товарищами.
Подъ коиецъ дорога стала живописнѣе. Она тянулась по откосу горы, отдѣляясь каменной оградою отъ глубокаго оврага, на днѣ котораго алѣли кусты цвѣтущихъ олеандровъ. Вмѣсто дикой пустыни начали показываться слѣды человѣческой жизни — то небольшое поле, гдѣ зеленѣлъ маисъ вышиною въ человѣческій ростъ, то маленькій лугъ, на которомъ паслось стадо черныхъ козъ, a подлѣ сидѣлъ на камнѣ пастухъ, въ бѣлой фустанеллѣ, опершись на длинный посохъ.
Ровно черезъ часъ караванъ нашъ пришелъ въ мѣстечко Каламаки, и мы остановились передъ станціоннымъ домомъ, совершенно такимъ-же, какой недавно покинули на другомъ концѣ перешейка. Передъ нами синимъ зеркаломъ сверкало Эгейское-море. На берегу живописно выгнутаго залива, обрамлениаго горами, толпилось десятка два домиковъ съ плоскими крышками и рѣшетчатыми окнами, полузакрытыхъ въ зелени садовъ. На лугу передъ станціоннымъ домомъ стояло нѣсколько ословъ и муловъ, и оборванные греки таскали нарубленные олеандры съ цвѣтами и кидали имъ подъ ноги.
Пока грузили поклажу на пароходъ Croazia, я пошелъ съ Ликадисомъ гулять по деревнѣ. Мнѣ хотѣлось видѣть, какъ растетъ коринка на самой ея родинѣ. Товарищъ мой предложилъ зайти въ какой-нибудь садъ. Мы подошли къ небольшому дому, за которымъ виднѣлись плодовыя деревья. Ликадисъ вызвалъ хозяина и сказалъ ему, что русскій путешественникъ хотѣлъ-бы посмотрѣть его садъ. Грекъ тот-часъ-же пригласилъ насъ войти. — Садъ невеликъ, но чего тутъ не было! Прямо передъ входомъ рядами тянулись оливы, между ними миндальныя, фиговыя и гранатныя деревья, всѣ въ плодахъ, а по оградѣ гирляндами развѣшанный виноградъ и кустики коринки съ вызрѣвающими гроздами: все это сверкало въ солнечномъ свѣтѣ, какъ наши праздничныя ёлки,
