но и у нихъ остались еще вышитые греческіе нарукавники и феска съ длинной золотой кистью. Поздно ночью сѣлъ я въ лодку, чтобы переѣхать на пароходъ: за кормою бѣжала огненная струя, и отъ веселъ брызгали сверкающія искры.
Утромъ вошли мві въ Лепантскій-заливъ. При самомъ входѣ встрѣтила насъ цѣлая стая дельфиновъ; они прыгали черезъ волны, кувыркались, ныряли, играли на солнцѣ и неутомимо гнались за пароходомъ. Изъ Лепанто мы пошли въ Востицу, а оттуда въ Амфису, кидая якорь то на сѣверномъ, то на южномъ берегу залива, и провожаемые взадъ и впередъ дельфинами. Что за прелесть этотъ Лепантскій-заливъ! Вокругъ тянутся горы, выгибаясь изящными лпніями, и изъ-за нихъ выглядываютъ кое-гдѣ вершины Парнаса ослѣиительно-бѣлыми пятнами снѣговъ; но берегамъ, у самой подошвы ближнихъ холмовъ, лѣпятся городки и селенія, ярко вырѣзываясь на темномъ фонѣ горной цѣпи; а по синей поверхности моря скользятъ легкія феллуки и каравеллы, блистая длинными и тонкими парусами, какъ распущенными крыльями. Не хочется глазъ отвести отъ этихъ чудныхъ горъ, которыя на первомъ планѣ желтѣютъ золотистымъ отливомъ, а вдали пропадаютъ въ дымкѣ фіолетоваго тумана. Онѣ, разумѣется, не такъ высоки, какъ Альпы, но отъ нѣжности воздуха или соразмѣрности залива кажутся величественнее, и линіи ихъ нѣжнѣе и живописнѣе.
Деньщикъ Османа-аги по цѣлымъ днямъ сидѣлъ на грудѣ якорныхъ цѣпей. Изрѣдка вставалъ онъ подать трубку, потомъ опять возвращался на пригрѣтое мѣсто и опускался на корточки на своемъ желѣзномъ сидѣньи. Но этотъ постоянный кейфъ на якорной цѣпи значительно дѣйствовалъ на его шальвары: они видимо разрушались и подавали надежду не доѣхать въ Константинополь. Утромъ, проходя мимо турка, я замѣтилъ, что онъ набилъ трубку и до поту лица трудился надъ избитымъ огнивомъ. Я подалъ ему спичку, и онъ поблагодарилъ меня, проворно приложа руку ко-
