нятся почти на вѣсъ золота. Мы видѣли кривую саблю, которая стоитъ будто-бы пять-тысячъ рублей серебромъ. Купецъ жаловался, что настоящіе знатоки оружія теперь переводятся, и даже турки начинаютъ предпочитать стариннымъ пистолетамъ англійскіе ривольверы.
Во все это время комиссіонеръ стоялъ у дверей. Только что мы вышли, онъ шмыгнулъ въ магазинъ и принялся чтото нашептывать купцу въ надеждѣ вѣроятно получить бакшишъ и зато, что мы ничего не купили. На этотъ разъ ему однакожъ не посчастливилось: армянинъ вытолкалъ его за дверь. Грекъ торопливо догналъ насъ.
— Не забудьте, господа, комиссіонера! проговорилъ онъ, забѣгая впередъ: — я ходилъ съ вами два часа.
— А кто-же виноватъ! сказалъ мой товарищъ:—-мы васъ предупреждали... Впрочемъ, хотите получить десять піастровъ? — покажите намъ, какъ здѣсь прибиваютъ за уши плутовъ къ дверямъ лавокъ.
— Теперь ужъ не прибиваютъ! отвѣчалъ грекъ съ видомъ крайняго сожалѣнія.—Прежде дѣйствительно вотъ такихъ мошенниковъ, какъ этотъ армянинъ, приколачивали гвоздями, а нынче это совсѣмъ вывелось. Что дѣлать—другія времена. Не обидьте-же своего комиссіонера!
Мы расхохотались. Но Папатоли взглянулъ на дѣло совершенно серьозно: онъ бойко схватилъ за шиворотъ своего соотечественника, повернулъ и далъ ему такой братскій пинокъ, что грекъ исчезъ въ боковомъ корридорѣ.
Нигдѣ я не видалъ такого разнообразія въ деньгахъ, какъ на стамбульскомъ Безестенѣ. Здѣсь въ обращеніи звонкая монета всей Европы: французскіе двадцати-франковики, русскіе цѣлковые, австрійскіе цванцигеры, англійскіе шиллинги. Это служитъ прекраснымъ средствомъ, при расчетѣ курса на піастры, обманывать покупателей. Всего рѣже встрѣчаются въ Константинополѣ деньги турецкія, кромѣ разумеется бумажекъ и мѣди. Кайме или ассигнаціи въ двадцать пять и пятьдесятъ піастровъ ходятъ однакожъ хорошо,
