показалась мнѣ еще печальнѣе. Гдѣ, бывало, синіе и зеленые соперничали своими конями и одеждами, теперь у входа въ Ахмедіе лежало съ десятокъ нищихъ въ грязныхъ рубищахъ, a вмѣсто раззолоченной квадриги по Гипподрому двигалась неуклюжая талика, запряженная парой дымчатыхъ быковъ, и босоногій саисъ шелъ лѣниво, держась одной рукою за изогнутый рогъ.
Талика остановилась подлѣ Змѣиной-колонны. Саисъ отворилъ дверцу и высадилъ сперва негритянку, всю одѣтую въ бѣломъ, а потомъ женщину въ голубомъ фередже, плотно окутанную яшмакомъ. Поддерживаемая подъ руку черной невольницей, турчанка поплелась къ рѣшеткѣ памятника, шлепая желтыми туфлями. Подойдя къ колоннѣ, она болѣзненно оперлась на ограду. Черная невольница набрала горсть мелкихъ камней, подала голубой женщинѣ, и турчанка принялась кидать ихъ за рѣшетку, стараясь попасть въ отверстіе колонны. Хоть это было и не трудно, но рука ея дрожала, и камешки звеня о бронзу, падали въ глубину обрытаго колодца. Наконецъ одинъ попалъ внутрь дельфійской колонны. Голубая женщина видимо обрадовалась: она оперлась опять на руку невольницы и пошла къ броизовымъ дверямъ Ахмедіе.
— Знаете-ли, что это такое? сказалъ Франкуди.
— Нѣтъ... мнѣ кажется только, что эта женщпна не-здорова.
— Да, это больная. Турки говорятъ, что Магометъ 2, отрубивъ змѣиныя головы, спряталъ въ колонну всѣ злыя болѣзни, и чтобъ онѣ не могли вылетѣть, заложилъ отверстіе камнями. Съ-тѣхъ-поръ всякій выздоравливающій торопится бросить камень внутрь колонны, чтобы болѣзнь къ нему не возвратилась. Когда Махмудъ позволилъ жидамъ очистить памятникъ, въ городѣ ходили слухи, что съ этого времени показалось много больныхъ, и правовѣриые въ два дня засыпали опять колонну. Теперь, когда англичане, съ дозволенія султана, окопали и обнесли памятиикъ рѣшеткой,
