томъ отскочилъ на середину залы, сорвалъ съ себя мантію и остался въ однихъ бѣлыхъ шальварахъ съ чернымъ обнаженнымъ торсомъ. Дико поднялъ онъ бѣлые глаза, шагнулъ впередъ, взмахнулъ надъ головой кинжалами и направилъ ихъ себѣ въ грудь. Молла совсѣмъ поднялъ красныя вѣки, уставилъ тупые глаза въ потолокъ и ускоренно шевелилъ губами; a бѣшеный хоръ дервишей надрывался неистовымъ ревомъ, перегибаясь ежеминутно взадъ и впередъ цѣлымъ строемъ. И по милости Аллаха набожный акробатъ остался невредимъ.
Но кажется негръ до конца хотѣлъ исчерпать на себѣ милосердіе Магомета: онъ опять сдѣлалъ шагъ впередъ, приставилъ острія кинжаловъ къ груди и не сгибаясь ринулся на полъ, такъ что мѣдные шары глухо ударились о паркетъ и лезвіе впилось въ тѣло чернаго мученика. Струя крови потекла на полъ. Святой мужъ съ дикимъ воемъ перекинулся на спину, держа вертикально на груди свои атаганы. Молла, поддерживаемый имамами, медленно подошелъ къ нему, сталъ на ручки кинжаловъ, и хлопая красными вѣкамй, началъ читать благодарственную молитву Пророку за чудо, совершенное во славу ислама.
— Да этотъ фокусъ я ужъ видѣлъ на парижскомъ Гипподромѣ! сказалъ мнѣ одинъ изъ сосѣдей.
Имамы подняли негра, вырвали у него кинжалы, накинули на него мантію и вынесли изъ мечети. Молла вскрикнулъ, и весь рядъ воющихъ дервишей опустился на колѣна.
Я думалъ, что этимъ все кончится, но мы видѣли еще только половину сумазбродной комедиі. Чрезъ пять минутъ опять зазвучалъ на хорахъ барабанъ и раздался визгливый напѣвъ желтаго шемси. Снова поднялся дикій строй, сомкнулся и закачался при неистовыхъ вопляхъ: Алла-гу! Алла-гу! Къ довершенію удовольствія одинъ мевлеви, который сидѣлъ до-тѣхъ-поръ въ галереѣ, подошелъ къ старому моллѣ, поцѣловался съ нимъ, потомъ сбросилъ рясу, распростеръ
