на которые комиссіонеръ отвѣчалъ мнѣ съ достаточной ясностью, я рѣшился ѣхать въ гостинницу Дестуніано.
Французъ бойко схватилъ мой чемоданъ. Пробираясь къ выходу съ парохода я столкнулся съ Османъ-агою, за которымъ тащился Мустафа, до такой степени обвѣшанный мѣшками и дорожными сумками, что подъ ними состояніе его наряда таилось въ совершенной неизвѣстности.
— Стамбулъ! проговорилъ мнѣ Османъ, съ какою-то старческой улыбкою.
— Поздравляю съ пріѣздомъ и съ бэйрамомъ!
Я спустился съ проводникомъ своимъ въ каикъ, и за отсутствіемъ лавочки сѣлъ на коверъ, въ первый разъ поджавъ ноги по-турецки. Гребецъ махиулъ веслами, и мы понеслись, лавируя между сотнями взадъ и впередъ мелькающихъ лодокъ, по направленію къ Галатской-пристани. Узнавъ, что я русскій, комиссіонеръ принялся поздравлять меня съ удачнымъ выборомъ отеля, поставляя мнѣ на видъ удовольствіе жить въ двухъ шагахъ отъ нашего посольства.
Недалеко отъ пристани навстрѣчу намъ вышелъ большой каикъ съ двумя гребцами. Въ немъ сидѣлъ турокъ въ одно-бортномъ казакинѣ и малиновомъ тарбушѣ съ мѣдной бляхою. Онъ приказывалъ нашему гребцу остановиться. Это былъ таможенный чиновникъ. Я расчитывалъ заранѣе, что первое мое знакомство съ турками должно начаться именно въ таможнѣ, при разрытіи чемодановъ и требованіи бакшишей. Не имѣя на совѣсти ничего, что могло бы возбудить подозрѣніе высокой Порты, я желалъ даже этой встрѣчи, чтобъ посмотрѣть, на сколько турецкіе досмотрщики вѣжливѣе хоть напримѣръ французскихъ. Къ сожалѣнію, мнѣ не удалось познакомиться съ константинопольской таможней.
На крикъ чиновника французъ мой привсталъ въ каикѣ, поднялъ вверхъ чемоданъ мой, потомъ указалъ на, меня и закричалъ: «Московъ»! Послѣ этого предисловія онъ сжалъ руку въ кулакъ, протянулъ ее энергически къ турку, опустился
