бѣлой горячки. Вѣдь вамъ уже будетъ все равно! У васъ красивое тѣло, широкая грудь и мускулистыя бѣлыя руки — но вамъ, мертвому, синему, будетъ уже это все равно!!… Къ вамъ на квартиру по инерціи забѣжитъ одна изъ вашихъ дамъ и, можетъ быть, я уговорю ее остаться со мной — но вѣдь вамъ уже будетъ все равно!
— Вы не смѣете этого дѣлать!!
— Но вѣдь это капризъ! Вѣдь вамъ уже будетъ все равно!!
— Не все равно мнѣ это, чтобъ васъ черти побрали!! — истерически закричалъ хозяннъ. — Вы не смѣете меня грабить! Вы не смѣете считать деньги въ моемъ бумажникѣ и… и…
— Однако, разъ вы рѣшили отравиться…
— Не смѣйте мнѣ этого говорить! Я рѣшилъ умереть, я же могу рѣшить и остаться живымъ! Никому я не обязанъ давать отчета!! А-а! Вы уже распредѣлили мою квартиру по-своему, переставили мебель, пересчитали мои деньги — такъ вотъ же вамъ! Не надо мнѣ вашего яда! Я буду жить! А вы — уходите отсюда! Сію минуту, слышите?!!
Была черная глухая ночь… Фонари въ этой части города почти не горѣли, и Берегову приходилось то и дѣло отыскивать увязшія въ лужахъ липкой глины калоши.
Падалъ рѣзкій, холодный дождикъ, будто небо отплевывалось, съѣвъ что-то невкусное.
Несмотря на это, Береговъ шагалъ по грязи довольно бодро, и только разъ пріостановившись, чтобы извлечь изъ расщелины деревяннаго тротуара калошу, засмѣялся и сказалъ вслухъ:
— Экой дьяволъ! Первый разъ вижу такого больного, который спускаетъ съ лѣстницы врача, спасшаго его отъ смерти.
