— Мнѣ противна ваша дѣловитость въ… въ такія минуты.
— Чудакъ вы! Вамъ-то хорошо — выпили флакончикъ! — и готово, а у меня-то вся жизнь впереди. Надо жъ устраиваться! Это персидскій коверъ?
— Персидскій.
— Пріятно. Только вы знаете, что? Я вѣдь точно не знаю дѣйствія своей этой микстуры… Вдругъ съ вами передъ смертью рвота случится…
— Ну?
— Коверъ мнѣ можете испортить. Послушайте, Билевичъ, голубчикъ, что я васъ попрошу… ну не дѣлайте такого лица! Вамъ вѣдь все равно…
— Что вамъ еще отъ меня надо!
— Травитесь не дома… хорошо? Ей Богу же, вамъ безразлично, а мнѣ меньше хлопотъ. Подумайте, какъ будетъ мило: на одномъ концѣ города поднимаютъ мертваго человѣка Билевича, продавшаго свою квартиру и всякія земныя блага инженеру Берегову; на другомъ концѣ города инженеръ Береговъ входитъ въ чистенькую устроенную квартирку и начинаетъ въ ней жить, какъ король… Инженеръ лежитъ на теплой оттоманочкѣ, читаетъ Дюыа, куритъ сигару, мертваго человѣка поднимаютъ, везутъ въ покойницкую…
— Къ дьяволу покойницкiя, — вскричалъ, скрежеща зубами и утирая мокрый лобъ, Билевичъ. — Я умру дома!
— Да вѣдь въ покойницкую, все равно, стащатъ… Разъ самоубійца — рѣзать должны. Что, дескать, и какъ? Що воно таке, какъ говорятъ хохлы. Да развѣ вамъ не все равно? Я буду въ вашей квартиркѣ пить ваше вино, спать на вашей мягкой постели, любоваться вашими картинами, а вы, голый, съ номеромъ на ногѣ, будете лежать въ сырой мертвецкой около зеленаго отъ времени мальчишки съ отрѣзанной головой и ободраннаго безымяннаго пьяницы, издохшаго отъ
