— Ваша фамилія Бурачковъ?—робко спросилъ Заусайловъ.
Бурачковъ поднялъ на нашу компанію свои измученные больные глаза и прохрипѣлъ въ промежуткѣ между кашлемъ:
— Ну да же! А то кто? Онъ самый. Экзекуторъ.
— Вы знаете, откуда вы явились?
— Не знаю, А что? Какъ-то я очутился тутъ, а почему — прямо-таки вотъ не знаю, и не знаю. Холодно, тутъ и безпокойно.
Сгрудившнсь, всѣ смотрѣли на эту понурую фигуру и молчали.
— О чемъ же съ нимъ разговаривать?—недовольно спросилъ Синявкинъ.— Что можетъ быть за разговоръ; если онъ ничего не помнить.
— Всетаки, это замѣчательно, то что мы сдѣлали, — весь трепеща отъ радостнаго возбужденія, сказалъ Заусайловъ.
— Конечно, замѣчательно,—поддержалъ младшій. —Этакая матеріализація! Другіе кружки его у насъ съ руками бы оторвали.
Я осмѣлился и, бочкомъ приблизившись къ Бурачкову, спросилъ:
— Гдѣ вы были раньше, — помните?
— Не помню, — лѣниво промямлилъ Бурачковъ, — Что-то у меня нынче голова тяжелая.
— Замѣчательный случай, — радостно сказала Чмокина. — Совсѣмъ живой человѣкъ. Послушайте… а гдѣ вы живете?
— Тутъ, — устало сказалъ Бурачковъ.
— То-есть какъ это — тутъ?! Это моя квартира.
— Ваша?
— Ну, да, А гдѣ вы живете?
— Не знаю. Я думаю, здѣсь живу. Разъ я здѣсь, значитъ, здѣсь и живу. Спать мнѣ хочется.
