— Ну, скорѣй! А гдѣ краски?
— Въ моей комнатѣ. Я принесу.
— Да зачѣмъ вы, я самъ. Вы сидите. Самъ сбѣгаю. Это, дѣйствительно, здорово!
Прошла недѣля со времени отъѣзда Талалаевыхъ въ Харьковъ.
Яснымъ солнечнымъ днемъ Береговъ и Кися сидѣли въ городскомъ скверѣ и ѣли изъ бумажной коробочки пирожки съ говядиной.
— Я вамъ, Георгiй Иванычъ, за свою половину пирожковъ отдамъ, — сказалъ Кися. — У меня рубль есть дома.
— Ну, вотъ, еще глупости. У меня больше есть. Я тебя угощаю. Лучше мы на этотъ рубль купимъ книжку и я тебѣ почитаю.
— Вотъ это здорово!
— Только надо успѣть прочесть до прiѣзда папы и мамы.
— А развѣ они мѣшаютъ?
— Не то, что мѣшаютъ. Но мнѣ придется уйти, когда мама узнаетъ, что я тебя въ коверъ закатывалъ, морилъ голодомъ.
— А откуда она узнаетъ? — съ тайнымъ ужасомъ спросилъ Кися.
— Ты же говорилъ тогда, что самъ скажешь…
И тонкiй, какъ серебро, голосокъ прозвенѣлъ въ потеплѣвшемъ воздухѣ:
— Съ ума я сошелъ, что ли?!
