влены совершенно в стороне, тем более, что и он сам положительно впоследствии отступился от них.
Окончательный, затем, вывод по отношению определения значения по нашему закону установленных им форм сделок заключается, по объяснению Думашевского, в том, что в виде правила общего следует признать то положение, что вообще наш закон соблюдением установленных им форм сделок не обусловливает их действительности, за исключением, во-1-х, сделок об установлений каких-либо прав на недвижимые имущества, и имущества, по значению уравненные с ними; во-2-х, сделок с казной, и в-3-х, тех сделок, по отношению совершения которых в известной форме в законе прямо сказано, что соблюдением этой формы обусловливается их действительность (Свод, т. I, стр. 198—199). Как на пример последней категории сделок можно указать на духовные завещания, которые обязательно должны быть совершаемы письменно, на том основании, что 1023 ст. X т. завещания словесные или изустные памяти объявляются не имеющими никакой силы или, все равно, недействительными; затем, на договор товарищества на акциях, который, по совершенно справедливому замечанию Шершеневича, должен быть, ввиду правила 2140 ст. X т., совершаем обязательно письменно, в форме устава компании, под страхом его недействительности, вследствие того, что самое открытие действий компании в силу этой статьи представляется возможным только по утверждении этого устава правительством (Курс тор. пр., т. I, стр. 278). Возможно, конечно, найти указания в нашем законе и на другие случаи, когда те или другие сделки обязательно должны быть совершаемы в известной форме; но, несмотря на это, согласиться вполне с утверждением Думашевского о том, что сделки с казной должны быть признаны обязательно подлежащими совершению непременно в письменной форме под страхом их недействительности, представляется невозможным, вследствие того, что к нашем законе нельзя найти никаких общих указаний на то, чтобы по отношению совершения этих сделок были им установлены какие-либо другие общие начала, отличные от правил о совершении сделок вообще, ввиду чего, и по отношению их следует скорее, напротив, признать, что они обязательно должны подлежать совершению в форме письменной также только в тех случаях, когда предписывается совершение их в этой форме под страхом их недействительности.
Все только что сказанное вообще о значении по вашему закону установленных им форм выражения воли на совершение сделок указывает на то, что он в этом отношении более или менее приближается в господствующему по этому предмету взгляду, усвоенному правом римским, а также и новейшими законодательствами — уложением саксонским и итальянским, не отличаясь только в его постановлениях, к этому предмету относящихся, той определительностью, какой отличаются эти последние законодательства, но устанавливая, подобно им, различие между формой сделок по их значению, как формой формальной и неформальной, или, как называет из наших цивилистов Мейер, обязательной и произвольной. Отличие, затем, постановлений нашего закона о форме сделок от постановлений этих последних законодательств заключается в том, что в нашем законе указываются еще такого рода случаи, когда несоблюдение установленной законом формы для совершения сделки не делает ее недействительной, а влечет, как заметили Мейер и Думашевский, только какие-либо другие невыгодные последствия, напр., неполучение соразмерного удовлетворения при конкурсе, как это установлено 2039 ст. X т. по отношению получения удовлетворения по домашним заемным письмам, неявленным нотариусу для засвидетельствования, в каковых случаях на установлен-
