stantia, и заблуждение несущественное — error non essentialis, когда оно касается, напр., или несущественных свойств вещи, или только имени, или какого-либо качества контрагента сделки и проч. Затем, следует также принимать и у нас во внимание, по совершенно справедливому замечанию Гордона, Карницкого, Загоровского, Шершеневича и Васьковского сделанному ими в только что упомянутых сочинениях их, указание права римского на то, что заблуждение собственно в мотивах сделки вообще не должно быть, принимаемо в значении обстоятельства, могущего влиять на ее действительность, вследствие того, что заблуждением в мотивах ничем собственно не нарушается свобода согласия на совершение сделки. Следует, кажется, только признать возможным принятие к руководству и у нас тех исключений из этого положения, которые допускались правом римским в случаях такого заблуждения в мотивах при совершении сделок безмездных, когда заблуждение в мотиве, представляется единственной побудительной причиной к совершению сделки и таким образом является одним из таких ее предположений, при неосуществлении которого не возникла бы и самая сделка, как, напр., в тех случаях, когда подарки делаются в предположении брака, впоследствии не сбывшегося, в каковых случаях, ввиду как бы условности сделки, вызванной известным только мотивом, представляется полное основание утверждать, что сделка не была бы совершена, если бы не было в виду осуществления самого мотива сделки. Едва ли, наконец, не следует считать у нас заблуждение относительно предполагаемой контрагентами цели сделки за обстоятельство, могущее оказывать какое-либо влияние на ее действительность, подобно заблуждению в ее мотивах на основании того же соображения, что заблуждением в цели ее нисколько не нарушается свобода воли на ее совершение.
Весьма, затем, близким заблуждению в значении обстоятельства, могущего устранять наличность свободного согласия на заключение сделки, на которое также нет указаний в общих правилах нашего закона „О способах приобретения права на имущество“, представляется обман, посредством которого одна из сторон сделки также вводится в заблуждение. Отличие обмана от заблуждения, указываемое самой природой их, заключается в том, что под влиянием последнего одна, или обе стороны сделки действуют совершенно добросовестно и без всяких ухищрений одной из них по отношению к другой, с целью введения ее в заблуждение; между тем, как то заблуждение, которое бывает при обмане, всегда вызывается какими-либо действиями или ухищрениями другой стороны, вследствие чего и нельзя не согласиться с теми нашими цивилистами, которые считают обман за осложненное заблуждение. Во всяком случае, если в нашем гражданском законе нет указания на влияние обмана на действительность сделки, то зато наш закон уголовный правилом 1688 ст., улож. о наказан. объявляет обман, когда им кто-либо вынуждается посредством сообщения заведомо ложных известий о каких-либо обстоятельствах к заключению невыгодной сделки по имуществу, преступлением, который, по совершенно справедливому замечанию Мейера (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 156) и Победоносцева (Курс гр. пр., т. III, стр. 123), как преступление, никогда не может служить в пользу лица, виновного в его совершении, вследствие чего и сделка, заключенная под его влиянием, не может иметь силы и значения. Ввиду такого значения обмана и нельзя согласиться с противоположным этому замечанию заключением, высказанным Буцковским, по мнению которого обман нельзя признавать законной причиной к уничтожению сделки, заключенной под его влиянием, вследствие отсутствия собственно в наших гражданских законах положительного указания на нарушение обманом свободы произвола на заключение сделки (Очерки судеб. поряд., стр. 94). Все другие наши циви-
