и лиц ему близких. Дальнейший, затем, шаг, сделанный Загоровским и Флексором в развитие этого положения, заключается в том, что они высказываются за допустимость оспаривания юридической сделки и в тех случаях, когда принуждение к совершению сделки заключалось в таких действиях, которые не составляют уголовно наказуемого преступления, на том основании, что и такими действиями, когда они заключаются в угрозах, возбуждающих основательный страх за дорогие блага человека, также нарушается требуемая законом, как условие действительности сделки, свобода согласия на ее совершение, вследствие чего и такие действия должны служить достаточным основанием к оспариванию сделки. Как на другое основание этого заключения собственно Флексор указывает также на то, что ввиду исключения из Х-го тома издания 1887 г. тех статей, в которых указывалось на принуждение, как на уголовно наказуемое деяние, возможно признать, что в настоящее время и такое принуждение, которое под признаки такого деяния не подходит, может быть, однако же, принимаемо в значении обстоятельства, нарушающего свободу согласия на совершение сделки и, потому, долженствующее служить основанием к ее оспариванию и, притом, вообще, совершенно независимо от того обстоятельства — было ли оно подвергнуто предварительному обсуждению суда уголовного или нет.
По рассмотрении этих различных взглядов наших цивилистов на принуждение, как на обстоятельство, устраняющее наличность действительного выражения воли, как одной из необходимых принадлежностей юридической сделки, нельзя не признать более правильным мнение, высказанное Мейером, Загоровским и Флексором, как более соответствующее точному смыслу нашего закона, определяющего признаки принуждения, из которого не может быть не выведено то заключение, что не только физическое, но и нравственное насилие посредством угроз может быть принимаемо в значении обстоятельства, могущего устранять свободу согласия на совершение сделки и, притом, безразлично — как такое насилие, которое заключается в действиях уголовно наказуемых, так и других, но только не принуждение, так называемое, косвенное, на том основании, что это последнее принуждение заключается в таких действиях, которые по совершенно справедливому замечанию Неклюдова, никаких признаков принуждения в себе не заключают. Мнение, затем, Победоносцева, Васьковского и других не может быть признано правильным собственно потому, что оно, будучи основано исключительно на буквальном смысле правила 702 ст., напрасно слишком суживает понятие принуждения, вопреки действительному смыслу постановлений нашего закона вообще о необходимости для действительности сделки свободного согласия на ее совершение и определениям его, затем, тех действий, в которых оно может проявляться.
Что касается, наконец, значения срока, установленного 703 ст., на заявление о совершении сделки под влиянием принуждения, то в отношении определения его значения из наших цивилистов только Мейер (Рус. гр. пр., изд. 4, т. I, стр. 147) и Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 132) высказали то заключение, что срок этот должен иметь роковое значение в том смысле, что вследствие несделания заявления лицом о совершении им сделки под влиянием принуждения в этот срок, сделка должна уже оставаться в силе; все же другие наши цивилисты: Победоносцев (Курс гр. пр., т. III, стр. 121), Змирлов в его статье „О недостатках наших гражданских законов“ (Жур. гр. и уг. пр., 1883 г., кн. 8, стр. 120), Загоровский в только что упомянутой статье его (Юрид. Вест., 1890 г., кн. 1, стр. 9), Арсеньев в его реферате петербургскому юридическому обществу и само юридическое общество (Жур. гр. и уг. пр., 1877 г., кн. 6, стр. 247—252), Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 116), Гольмстен в изданных им
