новление, которым предписывалось в случае обнаружения принуждения подвергать виновных в нем наказаниям по законам уголовным, причем была сделана ссылка на те именно статьи уложения о наказаниях, в которых идет речь о принуждении к даче обязательств и в которых понятие принуждения, как преступления, определяется уже несколько иначе и шире, чем в 702 ст. X т. Именно, этими последними постановлениями, во-1-х, шире определяется круг тех сделок, совершение которых под влиянием принуждения облагается наказаниями, так как в них упоминается не только о принуждении собственно к отчуждению имущества и даче обязательств, как в 702 ст., но и о принуждении вообще к совершению какой-либо невыгодной сделки по имуществу, или же к отречению от какого-либо права или иска, или же, наконец, к уничтожению какого-либо акта, могущего служить доказательством права на собственность какого-либо рода. Ввиду этих последних указаний следует признать, что принуждение в значении обстоятельства, могущего устранять свободу согласия, должно оказывать влияние на бытие не только отчуждения имущества и дачи обязательств, но и вообще всякой сделки, служащей основанием как установления какого-либо права, так и его прекращения. Во-2-х, постановлениями уложения о наказаниях шире также определяется и понятие принуждения, чем правилом 702 ст., так как в них говорится о принуждении как силой, так и угрозами, причем указываются подробнее еще и те действия, в которых может проявляться принуждение как тем, так и другим способом.
Ввиду, с одной стороны, указания в прежних изданиях Х-го тома на поступление в случае обнаружения принуждения с лицами, в нем виновными, по законам уголовным, а с другой — ввиду несоответствия определения понятия принуждения, даваемого этими последними законами, определению, даваемому принуждению постановлением Х-го тома, в нашей юридической литературе и возникли два собственно недоразумения по вопросу об определении принуждения, как обстоятельства, долженствующего оказывать влияние на действительность юридических сделок: во-1-х, следует ли и по нашим законам, подобно тому, как по праву римскому и уложению саксонскому, принимать в значении такого обстоятельства не только собственно физическое насилие над совершителем сделки, но и насилие нравственное или психическое, совершаемое посредством угроз, и во-2-х, следует ли принимать в значении такого обстоятельства только принуждение, наказываемое законами уголовными, или же и всякое другое, так называемое косвенное принуждение. Первое из этих недоразумений уже Мейер разрешил в том смысле, что и по нашему закону влияние на действительность сделки должно оказывать одинаково как прямое физическое насилие, так и насилие психическое или нравственное, когда кто-либо принуждается к совершению сделки посредством угроз каким-либо существенным благам против жизни, здоровья, чести или имущества и, притом, не только самого угрожаемого лица, но и лиц ему близких, каковое заключение Мейер основывает даже прямо на 702 ст. X т., ввиду того, что в ней говорится как о принуждении, между прочим, и об угрозах страхом настоящего или будущего зла лицу угрожаемому или его имуществу (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 145—149). Заключение это разделяют также Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 131) и Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 116). Более, однако же, подробному и обстоятельному рассмотрению оба только что указанные недоразумения были подвергнуты Арсеньевым в его реферате петербургскому юридическому обществу „О значении принуждения в делах гражданских“, в котором он высказал то заключение, что основанием к опорочению сделки, как недействительной, должно служить по правилу
