об установлении и прекращении юридических отношений хотя и указывает, как на способы их возникновения и прекращения не только собственно на деятельность лиц, но и на законы природы (Права и обязан., стр. 39), но указание это вышло у него и недостаточным и неопределительным: недостаточным потому, что он говорит о них, как только о способах установления и прекращения юридических отношений, но не изменения и перенесения, а неопределительным потому, что он принимает их не за основание, а за способ возникновения и прекращения юридических отношений, что далеко не одно и то же, а Мейер, как о событиях, могущих влечь юридические последствия, без определения, притом, какие именно, говорит даже только о юридических действиях, вовсе не упоминая о фактах природы (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 140), вследствие чего его указание представляется еще более недостаточным и неопределительным. Только в последнее время Шершеневич (Учеб. рус. гр. пр., изд. 2, стр. 62) и отчасти Васьковский (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 98) дали достаточно полно развитое учение о юридических фактах, как основаниях, собственно по указанию Шершеневича, возникновения, перенесения, изменения и прекращения правомочий. И на самом деле, по соображении указаний, имеющихся в этом отношении в нашем положительном законе, без особого затруднения могут быть установлены, как понятия юридических фактов, как обстоятельств, долженствующих служить именно основаниями возникновения, изменения, перенесения и прекращения правомочий, так и основного разделения их на события и действия именно в том самом виде, как они установлены ими и Бароном, ибо из многих постановлений нашего закона нельзя не усмотреть, что значение таких обстоятельств могут иметь не только действия людей дозволенные и недозволенные, но и очень многочисленные факты природы или события внешнего мира, от воли людей в их возникновении вовсе не зависящие, как, напр., также как и по праву римскому, рождение и смерть человека, истечение известного времени, как основание приобретения или прекращения прав по давности, в силу 533 и 694 ст. X т., изменение русла реки и образование нового острова в силу 427 и 428 ст. X т. и проч., вследствие чего, разумеется, и к руководству у нас должны быть приняты положения, высказанные по этому предмету ими и Бароном, а не прежними нашими цивилистами.
Что касается, затем, установленного Бароном разделения собственно юридических действий; во-1-х, на действия положительные и отрицательные или упущения, и во-2-х, на действия дозволенные и недозволенные, то на возможность таких разделений их указывают также и наши цивилисты: Мейер, называющий только последние законными и незаконными (Рус. гр. пр., изд. 2, т. I, стр. 140—141) и Кавелин, называющий последние дозволенными и запрещенными (Права и обязан. по имущ. и обязат., стр. 44—45); причем они и определения понятию тех и других действий дают совершенно аналогичные понятию их, установленному Бароном. Основаны эти разделения юридических действий могут быть вполне и по соображении постановлений нашего закона. Так, указание на возможность разделения их, во-1-х, на положительные и отрицательные нельзя не видеть в правиле 684 ст. X т., возлагающей обязанность вознаграждения за убытки, причиненные недозволенными действиями одинаково — заключаются ли эти действия в деянии, т. е. в действии положительном или в совершении чего-либо, или же в упущении, т. е. в действии отрицательном или в несовершении чего-либо, что должно было подлежать совершению. Указание, затем, на возможность разделения по нашему закону юридических действий на дозволенные или законные и недозволенные или незаконные нельзя не видеть во всей совокупности постановлений нашего за-
