соответствуют точному смыслу постановлений нашего закона о безвестном отсутствии и потому должны быть признаны правильными. Если бы указ сената от 21 мая 1820 г. мог на самом деле давать повод к тем выводам о последствиях безвестного отсутствия, основание к которым он дает по мнению Любавского, то обстоятельство это могло бы служить основанием к разрешению вопроса о последствиях безвестного отсутствия в том смысле, что в случае неявки безвестно отсутствующего в течение 10 лет, имущество его подлежит или передаче его наследникам, если они есть, или обращению в казну, как выморочное. Дело, однако же, в том, что указ этот, если даже из него и извлечено общее определение безвестного отсутствия, выраженное в 8 ст. IX т., на самом деле никаких оснований такому заключению не дает, так как и в нем содержится только указание о признании выморочным имения, оставшегося после смерти полковника Курленева, каковое указание, по замечанию Неволина в его Истории российских гражданских законов (Собр. соч., т. V, стр. 451), и было сделано сенатом на основании прежде существующих узаконений по этому предмету, и именно на основании инструкции канцелярии конфискации от 7-го августа 1730 г., не содержавшей в себе никаких указаний на последствия безвестного отсутствия, вследствие чего, конечно, и заключения, выводимые Любавским из этого указа о возможных последствиях у нас безвестного отсутствия, представляются лишенными всякого основания. Кроме этого, заключения эти, как мы это сейчас покажем, противоречат и некоторым прямым постановлениям нашего закона о последствиях безвестного отсутствия. Общее определение понятия безвестного отсутствия, как мы уже видели несколько выше, выражено в нашем законе в 7 ст. IX т. законов о состояниях, что и сделано, как можно полагать, потому что безвестное отсутствие не остается без влияния и на права состояния лица, которые в силу правила этой же статьи безвестным отсутствием приостанавливаются. Уже одного этого указания на последствия безвестного отсутствия нельзя не признать достаточным для подтверждения правильности заключения тех из наших цивилистов, которые полагают, что закон наш с безвестным отсутствием вовсе не связывает презумпции смерти безвестно-отсутствующего и потому, согласно такой презумпции, определяет и последствия безвестного отсутствия. В самом деле, если безвестным отсутствием права состояния по закону только приостанавливаются, то понятно, что закон смотрит на безвестное отсутствие только как на факт такой отлучки лица, которая только препятствует пользованию правами, которые поэтому и приостанавливаются, но которые могут быть опять всегда восстановляемы, как только это препятствие устраняется явкой лица и почему никакой указываемой Васьковским нелепости в указании закона на такое последствие безвестного отсутствия (Учеб. гр. пр., вып. 1, стр. 52), на самом деле видеть нельзя, вследствие того, что и сам закон указывает, как на его последствие, не на приостановление самых прав безвестно-отсутствующего, а только на приостановление в пользовании ими и их осуществлении, что представляется вполне возможным. По мнению, затем, Шершеневича, высказанному в вышеуказанной статье его (Жур. Мин. Юст. 1896 г., кн. 5, стр. 32), последствия безвестного отсутствия даже вовсе не могут быть определяемы по соображении 7 ст. IX т. на том, во-1-х, основании, что выражение ее — „Права состояния приостанавливаются безвестным отсутствием“, хотя и не равнозначаще выражению „прекращаются“, но все же настолько неопределительно, что из него нельзя выводить никаких заключений относительно определения последствий безвестного отсутствия; во-2-х, потому что если даже на этом выражении и возможно основывать какое-либо заключение в этом отношении, то только то, что права безвестно отсут-
154
ФИЗИЧЕСКИЕ ЛИЦА.
