ДРАНО СОБСТВЕННОСТИ. 13 во 2-хъ, что отдѣленіе смѣшанныхъ вещей должно быть признаваемо возможнымъ, если онѣ всѣ могутъ быть возстановлены въ ихъ первоначальномъ видѣ и что, затѣмъ, въ случаѣ сомнѣнія, которая изъ соединенныхъ вещей должна быть признаваема главной, за таковую должна быть почитаема вещь болѣе цѣнная; въ 3-хъ, что въ случаѣ производства посредствомъ переработки, все равно всѣхъ ли чужихъ вещей, или же частью чужихъ, а частью своихъ, повой вещи, право собственности на нихъ должно принадлежать ихъ спецификатору, при условіи вознагражденія собственниковъ чужихъ вещей въ размѣрѣ ихъ стоимости, и въ 4-хъ, что въ случаѣ употребленія чужой вещи для письма, черченія, рисованія или печатанія право собственности на нее пріобрѣтается производителемъ этихъ работъ, при условіи возмѣщенія имъ собственника этихъ вещей въ размѣрѣ ихъ стоимости, за исключеніемъ только тѣхъ случаевъ, когда произведеніе его имѣетъ второстепенное значеніе въ отношеніи употребляемаго имъ матеріала (§§ 246—252). По сравненіи этихъ постановленій съ аналогичными имъ постановленіями уложенія итальянскаго нельзя, конечно, не усмотрѣть, что, несмотря на то. что послѣднее законодательство и иначе квалифицируетъ значеніе приращеній, соединеній и переработки вещей, постановленія ихъ, къ этимъ предметамъ относящіяся, все же представляются въ общемъ весьма близкими между собой, различаясь только въ нѣкоторыхъ подробностяхъ, что и неудивительно въ виду того, что оба они произошли изъ одного и того же корня, какъ основного ихъ источника—права римскаго, во многомъ только развивъ и дополнивъ постановленія этого послѣдняго, соотвѣтственно усложнившихся жизненныхъ отношеній.
Въ нашемъ законѣ въ главѣ о правѣ собственности прежде всего въ 420 ст. X т., которой и начинается эта глава, также выражено общее опредѣленіе этого права и, притомъ, опредѣленіе настолько многословное, что его нельзя не признать излишне растяпутымъ; заключается же оно въ слѣдующемъ: „Кто, бывъ первымъ пріобрѣтателемъ имущества, но законному укрѣпленію его въ частную принадлежность, получилъ власть въ порядкѣ, гражданскими законами установленномъ, исключительно и независимо отъ лица посторонняго владѣть, пользоваться и распоряжаться онымъ вѣчно и потомственно, доколѣ не передастъ сей власти другому, или кому власть сія отъ перваго ея пріобрѣтателя дошла непосредственно или черезъ послѣдующія законныя передачи и укрѣпленія, тотъ имѣетъ на сіе имущество право собственности*. Только нѣкоторые изъ нашихъ прежнихъ цивилистовъ, какъ иапр. Варадиновъ, считаютъ это опредѣленіе права собственности не только весьма удачнымъ и вполнѣ научнымъ, но даже болѣе совершеннымъ, чѣмъ опредѣленіе этого права—права римскаго, отъ котораго оно выгодно отличается будто бы тѣмъ, что исчисляетъ подробно главныя власти человѣка на вещь, т.-е. владѣніе, пользованіе и распоряженіе, а не ограничивается общимъ выраженіемъ—„принадлежности* (Изслѣд. объ имуществ. пр., вып. 1, стр. 10). Но уже Неволинъ въ его „Исторіи россійскихъ гражданскихъ законовъ* (Собр. соч., т. Ш, стр. 122), а затѣмъ и Мейеръ обратили вниманіе на многіе весьма существенные недостатки этого опредѣленія и главнымъ образомъ на ту часть его, въ которой право это характеризуется, какъ право со стороны собственника вещи независимо и, исключительно владѣть, пользоваться и распоряжаться ею, вслѣдствіе того, что власть собственника въ этомъ отношеніи представляется на самомъ дѣлѣ, почти всегда ограниченной, вслѣдствіе какового обстоятельства право собственности на зещь не перестаетъ, одпакоже, существовать. Поэтому они, съ одной стороны въ виду противорѣчія признака неограниченности и исключительности права собственности тому положенію вещей, при которомъ оно осуществляется въ дѣйствительности, а съ другой, также въ виду и несущественности '-его для
