чего можно заключить, что давность исковая прерывается предъявлением обязательств ко взысканию. Предъявлением же обязательства бесспорного ко взысканию считалась подача жалобы в полицию (3 ст. X т. 2 ч.), по прежним законам о судопроизводстве гражданском. На основании этих законоположений нашего материального гражданского права с полным основанием можно заключить, что моментом, прерывающим течение как давности приобретательной, так и давности исковой, должен быть признан момент подачи в суд прошения, а, следовательно, необходимо, далее, также признать, что и за начало процесса по нашим законам должен быть признан момент подачи в суд искового прошения, с поступления которого начинается в суде производство по делу.
Из наших цивилистов Победоносцев за начало процесса считает также момент подачи в суд прошения (Курс гражд. права, изд. 2, т. I, стр. 178), хотя он, впрочем, коснулся этого вопроса весьма кратко. Малышев, хотя и признает, что по принятии искового прошения окружным судом наступает перерыв исковой давности, но, несмотря на это, за начало процесса считает, однако же, не момент принятия судом прошения, но тот момент, когда ответчику не только была вручена повестка о вызове в суд, но когда уже обе стороны заявили суду свои противоположные требования, или когда, по крайней мере, истек срок для явки и ответа и когда одна из сторон вправе требовать решения против другой. Этот момент Малышев считает именно за litis contestatio по нашему уставу и полагает, что только с этого момента устанавливается окончательно спорное состояние и завязывается процессуальное отношение между истцом и ответчиком (Курс гражд. суд., изд. 2, т. I, стр. 381). Муллов отвергает значение litis contestatio в нашем процессе и справедливо упрекает Малышева в произвольности его выводов по этому предмету; но, затем, за начало процесса он, по-видимому, также признает не момент подачи в суд искового прошения, но момент вручения ответчику повестки о вызове в суд (Журн. гражд. и угол. пр., 1874 года, кн. 5, стр. 252). К этому же моменту приурочивают начало процесса по нашему уставу также профессор Окольский (О состязательном процессе. Журн. гражд. и угол. пр. 1880 г., кн. 2, стр. 180) и Вербловский (Движение руск. гражд. проц. Журн. гражд. и угол. пр. 1882 г., кн. 5, стр. 8). С этим положением согласиться также нельзя, потому что и оно столь же произвольно, как и положение, выставленное Малышевым, так как, и оно не может быть подкреплено никакими прямыми постановлениями положительного закона. Профессор Гольмстен, напротив, совершенно основательно полагает, что по нашему уставу за начало процесса должен быть принимаем просто момент предъявления иска, или, все равно, конечно, момент подачи прошения, на том, во-первых, основании, что в фикции litis contestatio наш процесс нисколько не нуждается, а, во-вторых, потому, что материальные последствия предъявления иска наше гражданское право связывает именно с моментом предъявления иска (Учеб. гражд. суд., стр. 131). Впрочем, признанием за начало процесса по нашим законам момента подачи в суд прошения вопрос собственно о начале процесса во всей его полноте и определенности далеко еще не исчерпывается. Прошение, поданное в суд, может оказаться неудовлетворяющим требованиям закона с его формальной стороны, или, напр., прошение может быть подано в суд некомпетентный к разрешению возбуждаемого спора; может ли в этих случаях подача прошения считаться за начало процесса? Хотя этот вопрос имеет гораздо бо́льший интерес и большее значение в сфере материальных правоотношений, на которые должно оказать прямое влияние разрешение его в том или другом смысле, но я, тем не менее, не могу пройти его здесь молчанием, потому
