вании формулы, данной претором. Таким образом, в классическом римском праве момент litis contestatio весьма наглядно обозначал переход дел от претора к судье, и стоял на рубеже производства у того и другого. Но, с уничтожением формулярной системы судопроизводства и в римском праве litis contestatio, как момент начала процесса, должно было потерять свое первоначальное значение. Но, тем не менее, и в позднейшем римском праве юстиниановском моментом начала процесса признавался момент явки ответчика на суд и дачи им на суде своих объяснений. Это также называлось litis contestatio. Из этого видно, что в юстиниановском праве litis contestatio имелась просто post narrationem propositam et contradictionem objectam, т. е. что момент litis contestatio наступал тогда, когда на суде последовало уже состязание истца и ответчика по предмету спора. В большинстве новейших законодательств начало процесса определяется другим моментом, именно моментом вызова ответчика на суд, или, лучше сказать, моментом вручения ответчику копии искового прошения с повесткой о вызове его к суду. Так, по уставу французского судопроизводства (art. 57) начало процесса определяется моментом вручения ответчику повестки о вызове к примирительному разбирательству у мирового судьи, в тех случаях, в которых законом требуется предварительное примирительное разбирательство; в тех же случаях, в которых вызов к примирительному разбирательству у мирового судьи не требуется — временем вручения ответчику копии искового прошения с повесткой о вызове в суд. Этим моментом начало процесса по уставу французского судопроизводства, главным образом, определяется на том основании, что именно вызов в суд ответчика, а не какое-либо другое процессуальное действие, оказывает влияние на те материальные правоотношения сторон, которые служат основанием заявленному иску. Со времени вручения повестки о вызове ответчику по французскому праву прерывается, во-первых, течение давности, а, во-вторых, в некоторых случаях с этого времени текут проценты.
Совершением же каких процессуальных действий может быть определен момент начала процесса по нашему уставу? Для ответа на этот вопрос нельзя найти никаких прямых указаний ни в постановлениях устава, ни в рассуждениях, помещенных в издании государственной канцелярии. А затем, если и можно дать какой-либо определительный ответ на поставленный вопрос, то разве на основании постановлений нашего материального гражданского права, потому что начало процесса оказывает, главным образом, свое действие на материальные правоотношения в сфере института давности. В отношении давности действие это заметно на том основании, что одним из существенных признаков давностного владения признается всеми законодательствами признак бесспорности владения; начатием же дела в суде этот признак уничтожается, — владение делается спорным, и, потому, наступает перерыв давности. Отсюда очевидно, что те процессуальные действия, которые законом признаются за действия, прерывающие течение давности, должны быть признаны, вместе с тем, и такими действиями, которыми определяется момент начала процесса. На основании постановлений наших гражданских законов, относящихся к праву материальному, можно заключить, что в отношении давности владения, или давности приобретательной, бесспорность владения уничтожается в том случае, когда, как сказано в 559 ст. X т. 1 ч., „поступили в судебные места не только явочные, но и исковые прошения“. В отношении же давности исковой в 220 ст. X т. 2 ч. сказано: „ежели обязательства предъявлены будут ко взысканию по миновании десяти лет с истечения назначенного в них срока“ и проч., „то иски о взыскании уничтожаются“, из
