но если натура вся такъ испорчена, развращена, что самая погибель кажется ей спасеніемъ, то что же дѣлать?
— Все, только не разводъ! — отвѣчала Дарья Александровна»
— Но что же все?
— Нѣтъ, это ужасно. Она будетъ ничьею женой, она погибнетъ!
— Что же я могу сдѣлать? — поднявъ плечи и брови, сказалъ Алексѣй Александровичъ. Воспоминаніе о послѣднемъ проступкѣ жены такъ раздражило его, что онъ опять сталъ холоденъ, какъ и при началѣ разговора. — Я очень благодарю за ваше участіе, но мнѣ пора, — сказалъ онъ вставая.
— Нѣтъ, постойте! Вы не должны погубить ее. Постойте, я вамъ скажу про себя. Я вышла замужъ, и мужъ обманывалъ меня; въ злобѣ, ревности я хотѣла все бросить и хотѣла сама… Но я опомнилась, и кто же? Анна спасла меня. И вотъ я живу. Дѣти растутъ, мужъ возвращается въ семью и чувствуетъ свою неправоту, дѣлается чище, лучше, и я живу… Я простила, и вы должны простить!
Алексѣй Александровичъ слушалъ, но слова ея уже не дѣйствовали на него. Въ душѣ его опять поднялась вся злоба того дня, когда онъ рѣшился на разводъ. Онъ отряхнулся и заговорилъ пронзительнымъ, громкимъ голосомъ:
— Простить я не могу, и не хочу, и считаю несправедливымъ. Я для этой женщины сдѣлалъ все, и она затоптала все въ грязь, которая ей свойственна. Я не злой человѣкъ, я никогда никого не ненавидѣлъ, но ее я ненавижу всѣми силами души и не могу даже простить ее, потому что слишкомъ ненавижу за все то зло, которое она сдѣлала мнѣ! — проговорилъ онъ со слезами злобы въ голосѣ.
— Любите ненавидящихъ васъ… — стыдливо прошептала Дарья Александровна.
Алексѣй Александровичъ презрительно усмѣхнулся. Это онъ давно зналъ, но это не могла быть приложимо къ его случаю.
— Любите ненавидящихъ васъ, а любить тѣхъ, кого ненавидишь,
