— Я не вѣрю, не вѣрю, не могу вѣрить этому! — сжимая предъ собой свои костлявыя руки, съ энергическимъ жестомъ проговорила Долли. Она быстро встала и положила свою руку на рукавъ Алексѣя Александровича. — Намъ помѣшаютъ здѣсь. Пойдемте сюда, пожалуйста.
Волненіе Долли дѣйствовало на Алексѣя Александровича. Онъ всталъ и покорно пошелъ за нею въ классную комнату. Они сѣли за столъ, обтянутый изрѣзанною перочинными ножами клеенкой.
— Я не вѣрю, не вѣрю этому! — проговорила Долли, стараясь уловить его избѣгающій ея взглядъ.
— Нельзя не вѣрить фактамъ, Дарья Александровна, — сказалъ онъ, ударяя на слово фактамъ.
— Но что же она сдѣлала? — проговорила Дарья Александровна. — Что именно она сдѣлала?
— Она презрѣла свои обязанности и измѣнила своему мужу. Вотъ что она сдѣлала, — сказалъ онъ.
— Нѣтъ, нѣтъ, не можетъ быть! Нѣтъ, ради Бога, вы ошиблись, — говорила Долли, дотрогиваясь руками до висковъ и закрывая глаза.
Алексѣй Александровичъ холодно улыбнулся однѣми губами, желая показать ей и самому себѣ твердость своего убѣжденія; но эта горячая защита, хотя и не колебала его, растравляла его рану. Онъ заговорилъ съ бо́льшимъ оживленіемъ.
— Весьма трудно ошибиться, когда жена сама объявляетъ о томъ мужу. Объявляетъ, что восемь лѣтъ жизни и сынъ, что все это ошибка и что она хочетъ жить сначала, — сказалъ онъ сердито, сопя носомъ.
— Анна и порокъ — я не могу соединить, не могу вѣрить этому.
— Дарья Александровна! — сказалъ онъ, теперь прямо взглянувъ въ доброе взволнованное лицо Долли и чувствуя, что языкъ его невольно развязывается, — я бы дорого далъ, чтобы сомнѣніе еще было возможно. Когда я сомнѣвался, мнѣ было
