отвести зятя, но самъ Алексѣй Александровичъ съ любопытствомъ спросилъ:
— За что дрался Прячниковъ?
— За жену. Молодцомъ поступилъ! Вызвалъ и убилъ!
— А! — равнодушно сказалъ Алексѣй Александровичъ и, поднявъ брови, прошелъ въ гостиную.
— Какъ я рада, что вы пришли, — сказала ему Долли съ испуганною улыбкой, встрѣчая его въ проходной гостиной: — мнѣ нужно поговорить съ вами. Сядемте здѣсь.
Алексѣй Александровичъ, съ тѣмъ же выраженіемъ равнодушія, которое придавали ему приподнятыя брови, сѣлъ подлѣ Дарьи Александровны и притворно улыбнулся.
— Тѣмъ болѣе, — сказалъ онъ, — что и я хотѣлъ просить вашего извиненія и тотчасъ откланяться. Мнѣ завтра надо ѣхать.
Дарья Александровна была твердо увѣрена въ невинности Анны и чувствовала, что она блѣднѣетъ и губы ея дрожатъ отъ гнѣва на этого холоднаго, бесчувственнаго человѣка, такъ покойно намѣревающагося погубить ея невиннаго друга.
— Алексѣй Александровичъ, — сказала она, съ отчаянною рѣшительностью глядя ему въ глаза, — я спрашивала у васъ про Анну, вы мнѣ не отвѣтили. Что она?
— Она, кажется, здорова, Дарья Александровна, — не глядя на нее, отвѣчалъ Алексѣй Александровичъ.
— Алексѣй Александровичъ, простите меня, я не имѣю права… но я какъ сестру люблю и уважаю Анну; я прошу, умоляю васъ сказать мнѣ, что такое между вами? въ чемъ вы обвиняете ее?
Алексѣй Александровичъ поморщился и, почти закрывъ глаза, опустилъ голову.
— Я полагаю, что мужъ передалъ вамъ тѣ причины, почему я считаю нужнымъ измѣнить прежнія свои отношенія къ Аннѣ Аркадьевнѣ, — сказалъ онъ, не глядя ей въ глаза и недовольно оглядывая проходившаго черезъ гостиную Щербацкаго.
