болѣе прелестная. Она увидала его въ то же мгновеніе, какъ онъ вошелъ въ комнату. Она ждала его. Она обрадовалась и смутилась отъ своей радости до такой степени, что была минута, именно та, когда онъ подходилъ къ хозяйкѣ и опять взглянулъ на нее, что и ей, и ему, и Долли, которая все видѣла, казалось, что она не выдержитъ и заплачетъ. Она покраснѣла, поблѣднѣла, опять покраснѣла и замерла, чуть вздрагивая губами, ожидая его. Онъ подошелъ къ ней, поклонился и молча протянулъ руку. Если бы не легкое дрожаніе губъ и влажность, покрывавшая глаза и прибавившая имъ блеска, улыбка ея была почти спокойна, когда она сказала:
— Какъ мы давно не видались! — и она съ отчаянною рѣшительностью пожала своею холодною рукой его руку.
— Вы не видали меня, а я видѣлъ васъ, — сказалъ Левинъ, сіяя улыбкой счастія. — Я видѣлъ васъ, когда вы съ желѣзной дороги ѣхали въ Ергушово.
— Когда? — спросила она съ удивленіемъ.
— Вы ѣхали въ Ергушово, — говорилъ Левинъ, чувствуя, что онъ захлебывается отъ счастія, которое заливаетъ его душу. „И какъ я смѣлъ соединять мысль о чем-нибудь не невинномъ съ этимъ трогательнымъ существомъ! И да, кажется, правда то, что́ говорила Дарья Александровна“, думалъ онъ.
Степанъ Аркадьевичъ взялъ его за руку и подвелъ къ Каренину.
— Позвольте васъ познакомить. — Онъ назвалъ ихъ имена.
— Очень пріятно опять встрѣтиться, — холодно сказалъ Алексѣй Александровичъ, пожимая руку Левину.
— Вы знакомы? — съ удивленіемъ спросилъ Степанъ Аркадьевичъ.
— Мы провели вмѣстѣ три часа въ вагонѣ, — улыбаясь сказалъ Левинъ, — но вышли, какъ изъ маскарада, заинтригованные, — я, по крайней мѣрѣ.
— Вотъ какъ! Милости просимъ, — сказалъ Степанъ Аркадьевичъ, указывая по направленію къ столовой.
