— Если вы такъ хотите этого, я пріѣду, — вздохнувъ сказалъ Алексѣй Александровичъ.
И, желая перемѣнить разговоръ, онъ спросилъ о томъ, что интересовало ихъ обоихъ: о новомъ начальникѣ Степана Аркадьевича, еще не старомъ человѣкѣ, получившемъ вдругъ такое высокое назначеніе.
Алексѣй Александровичъ и прежде не любилъ графа Аничкина и всегда расходился съ нимъ въ мнѣніяхъ, но теперь не могъ удержаться отъ понятной для служащихъ ненависти человѣка, потерпѣвшаго пораженіе на службѣ, къ человѣку, получившему повышеніе.
— Ну что, видѣлъ ты его? — сказалъ Алексѣй Александровичъ съ ядовитою усмѣшкой.
— Какъ же, онъ вчера былъ у насъ въ присутствіи. Онъ, кажется, знаетъ дѣло отлично и очень дѣятеленъ.
— Да, но на что направлена его дѣятельность? — сказалъ Алексѣй Александровичъ. — На то ли, чтобы дѣлать дѣло, или передѣлывать то, что сдѣлано? Несчастіе нашего государства — это бумажная администрація, которой онъ достойный представитель.
— Право, я не знаю, что въ немъ можно осуждать. Направленія его я не знаю, но одно — онъ отличный малый, — отвѣчалъ Степанъ Аркадьевичъ. — Я сейчасъ былъ у него, и право — отличный малый. Мы позавтракали, и я его научилъ дѣлать — знаешь это питье — вино съ апельсинами. Это очень прохлаждаетъ. И удивительно, что онъ не зналъ этого. Ему очень понравилось. Нѣтъ, право, онъ славный малый.
Степанъ Аркадьевичъ взглянулъ на часы.
— Ахъ, батюшки, ужъ пятый, а мнѣ еще къ Долговушину! Такъ, пожалуйста, пріѣзжай обѣдать. Ты не можешь себѣ представить, какъ ты меня огорчишь и жену.
Алексѣй Александровичъ проводилъ шурина совсѣмъ уже не такъ, какъ онъ его встрѣтилъ.
— Я обѣщалъ и пріѣду, — отвѣчалъ онъ уныло.
