тѣмъ, что держится все это хозяйство. Изъ разговора со старикомъ Левинъ узналъ, что онъ былъ и не прочь отъ нововведеній. Онъ сѣялъ много картофеля, и картофель его, который Левинъ видѣлъ подъѣзжая, уже отцвѣталъ и завязывался, тогда какъ у Левина только зацвѣталъ. Онъ пахалъ подъ картофель плугою, какъ онъ называлъ плугъ, взятый у помѣщика. Онъ сѣялъ пшеницу. Маленькая подробность о томъ, что, пропалывая рожь, старикъ прополонною рожью кормилъ лошадей, особенно поразила Левина. Сколько разъ Левинъ, видя этотъ пропадающій прекрасный кормъ, хотѣлъ собирать его, но всегда это оказывалось невозможнымъ. У мужика же это дѣлалось, и онъ не могъ нахвалиться этимъ кормомъ.
— Что же бабенкамъ дѣлать? Вынесутъ кучки на дорогу, а телѣга подъѣдетъ.
— Вотъ у насъ, помѣщиковъ, все плохо идетъ съ работниками, — сказалъ Левинъ, подавая ему стаканъ съ чаемъ.
— Благодаримъ, — отвѣчалъ старикъ, взялъ стаканъ, но отказался отъ сахара, указавъ на оставшійся обгрызенный имъ комокъ. — Гдѣ же съ работниками вести дѣло? — сказалъ онъ. — Раззоръ одинъ. Вотъ хоть бы Свіяжсковъ. Мы знаемъ, какая земля — макъ, а тоже не больно хвалится урожаемъ. Все недосмотръ!
— Да вотъ ты же хозяйничаешь съ работниками?
— Наше дѣло мужицкое. Мы до всего сами. Плохъ — и вонъ; и своими управимся.
— Батюшка, Финогенъ велѣлъ дегтю достать, — сказала вошедшая баба въ калошкахъ.
— Так-то, сударь! — сказалъ старикъ вставая, перекрестился продолжительно, поблагодарилъ Левина и вышелъ.
Когда Левинъ вошелъ въ черную избу, чтобы вызвать своего кучера, онъ увидалъ всю семью мужчинъ за столомъ. Бабы прислуживали стоя. Молодой здоровенный сынъ, съ полнымъ ртомъ каши, что-то разсказывалъ смѣшное, и всѣ хохотали, и въ особенности весело баба въ калошкахъ, подливавшая щи въ чашку.