его лицѣ, выстрѣливъ въ воздухъ, будетъ стоять подъ выстрѣломъ оскорбленнаго мужа. И тутъ же въ его головѣ мелькнула мысль о томъ, что́ ему только что говорилъ Серпуховской и что́ онъ самъ утромъ думал: что лучше не связывать себя, и онъ зналъ, что эту мысль онъ не можетъ передать ей.
Прочтя письмо, онъ поднялъ на нее глаза, и во взглядѣ его не было твердости. Она поняла тотчасъ же, что онъ уже самъ съ собой прежде думалъ объ этомъ. Она знала, что, что бы онъ ни сказалъ ей, онъ скажетъ не все, что́ онъ думаетъ. И она поняла, что послѣдняя надежда ея была обманута. Это было не то, чего она ожидала.
— Ты видишь, что́ это за человѣкъ, — сказала она дрожащимъ голосомъ, — онъ…
— Прости меня, но я радуюсь этому, — перебилъ Вронскій. — Ради Бога, дай мнѣ договорить, — прибавилъ онъ, умоляя ее взглядомъ дать ему время объяснить свои слова. — Я радуюсь, потому что это не можетъ, никакъ не можетъ оставаться такъ, какъ онъ предполагаетъ.
— Почему же не можетъ? — сдерживая слезы, проговорила Анна, очевидно уже не приписывая никакого значенія тону, что́ онъ скажетъ. Она чувствовала, что судьба ея была рѣшена.
Вронскій хотѣлъ сказать, что послѣ неизбѣжной, по его мнѣнію, дуэли это не могло продолжаться, но сказалъ другое.
— Не можетъ продолжаться. Я надѣюсь, что теперь ты оставишь его. Я надѣюсь, — онъ смутился и покраснѣлъ, — что ты позволишь мнѣ устроить и обдумать нашу жизнь. Завтра… — началъ было онъ.
Она не дала договорить ему.
— А сынъ? — вскрикнула она. — Ты видишь, что́ онъ пишетъ: надо оставить его, а я не могу и не хочу сдѣлать это.
— Но, ради Бога, что же лучше: оставить сына или продолжать это унизительное положеніе?
— Для кого унизительное положеніе?
— Для всѣхъ и больше всего для тебя.
