По всѣмъ комнатамъ дачнаго дома ходили дворники, садовники и лакеи, вынося вещи. Шкапы и комоды были раскрыты; два раза бѣгали въ лавочку за бечевками; по полу валялась газетная бумага. Два сундука, мѣшки и увязанные пледы были снесены въ переднюю. Карета и два извозчика стояли у крыльца. Анна, забывшая за работой укладки внутреннюю тревогу, укладывала, стоя передъ столомъ въ своемъ кабинетѣ, свой дорожный мѣшокъ, когда Аннушка обратила ея вниманіе на стукъ подъѣзжающаго экипажа. Анна взглянула въ окно и увидала у крыльца курьера Алексѣя Александровича, который звонилъ у входной двери.
— Поди узнай, что́ такое, — сказала она и со спокойною готовностью на все, сложивъ руки на колѣняхъ, сѣла на кресло. Лакей принесъ толстый пакетъ, надписанный рукою Алексѣя Александровича.
— Курьеру приказано привезти отвѣтъ, — сказалъ онъ.
— Хорошо, — сказала она и, какъ только онъ вышелъ, трясущимися пальцами разорвала письмо. Пачка заклеенныхъ въ бандеролькѣ неперегнутыхъ ассигнацій выпала изъ него. Она высвободила письмо и стала читать съ конца. „Я сдѣлалъ приготовленія для переѣзда, я приписываю значеніе исполненію моей просьбы“, прочла она. Она пробѣжала дальше, назадъ, прочла все и еще разъ прочла письмо все съ начала. Когда она кончила, она почувствовала, что ей холодно и что надъ нею обрушилось такое страшное несчастіе, какого она не ожидала.
Она раскаивалась утромъ въ томъ, что́ она сказала мужу, и желала только одного, чтобъ эти слова были какъ бы не сказаны. И вотъ письмо это признавало слова несказанными и давало ей то, чего она желала. Но теперь это письмо представлялось ей ужаснѣе всего, что́ только она могла себѣ представить.
