Гувернантка, поздоровавшись, длинно и опредѣлительно стала разсказывать проступокъ, сдѣланный Сережей, но Анна не слушала ея; она думала о томъ, возьметъ ли она ее съ собой. „Нѣтъ, не возьму, — рѣшила она. — Я уѣду одна, съ сыномъ“.
— Да, это очень дурно, — сказала Анна и, взявъ сына за плечо, не строгимъ, а робкимъ взглядомъ, смутившимъ и обрадовавшимъ мальчика, смотрѣла на него и поцѣловала. — Оставьте его со мной, — сказала она удивленной гувернанткѣ и, не выпуская руки сына, сѣла за приготовленный съ кофеемъ столъ.
— Мама, я… я… Не… — сказалъ онъ, стараясь понять по ея выраженію, что ожидаетъ его за персикъ.
— Сережа, — сказала она, какъ только гувернантка вышла изъ комнаты, — это дурно, но ты не будешь больше дѣлать этого?.. Ты любишь меня?
Она чувствовала, что слезы выступаютъ ей на глаза. „Развѣ я могу не любить его? — говорила она себѣ, вникая въ его испуганный и вмѣстѣ обрадованный взглядъ. — И неужели онъ будетъ заодно съ отцомъ, чтобы казнить меня? Неужели не пожалѣетъ меня?“ Слезы уже текли по ея лицу, и, чтобы скрыть ихъ, она порывисто встала и почти выбѣжала на террасу.
Послѣ грозовыхъ дождей послѣднихъ дней наступила холодная, ясная погода. При яркомъ солнцѣ, сквозившемъ сквозь обмытые листья, въ воздухѣ было холодно.
Она вздрогнула и отъ холода и отъ внутренняго ужаса, съ новою силой охватившихъ ее на чистомъ воздухѣ.
— Поди, поди къ Mariette, — сказала она Сережѣ, вышедшему было за ней, и стала ходить по соломенному ковру террасы. „Неужели они не простятъ меня, не поймутъ, какъ это все не могло быть иначе?“ сказала она себѣ.
Остановившись и взглянувъ на колебавшіяся отъ вѣтра вершины осинъ съ обмытыми, ярко блистающими на холодномъ солнцѣ листьями, она поняла, что они не простятъ, что все и
