онъ ѣлъ принесенный пирогъ и сквозь рыданія приговаривалъ: „ѣшь сама, вмѣстѣ будемъ ѣсть… вмѣстѣ“.
На Таню сначала подѣйствовала жалость къ Гришѣ, потомъ сознаніе своего добродѣтельнаго поступка, и слезы у нея тоже стояли въ глазахъ; но она, не отказываясь, ѣла свою долю.
Увидавъ мать, они испугались, но, вглядѣвшись въ ея лицо, поняли, что они дѣлаютъ хорошо, засмѣялись и съ полными пирогомъ ртами стали обтирать улыбающіяся губы руками и измазали всѣ свои сіяющія лица слезами и вареньемъ.
— Матушки!! Новое бѣлое платье! Таня! Гриша! — говорила мать, стараясь спасти платье, но со слезами на глазахъ улыбаясь блаженною, восторженною улыбкой.
Новыя платья сняли, велѣли надѣть дѣвочкамъ блузки, а мальчикамъ старыя курточки и велѣли закладывать линейку — опять, къ огорченію приказчика, Бураго въ дышло — чтобъ ѣхать за грибами и на купальню. Стонь восторженнаго визга поднялся въ дѣтской и не умолкалъ до самаго отъѣзда на купальню.
Грибовъ набрали цѣлую корзинку, даже Лили нашла березовый грибъ. Прежде бывало такъ, что миссъ Гуль найдетъ и покажетъ ей; но теперь она сама нашла большой березовый шлюпикъ, и былъ общій восторженный крикъ: „Лили нашла шлюпикъ!“
Потомъ подъѣхали къ рѣкѣ, поставили лошадей подъ березками и пошли въ купальню. Кучеръ Терентій, привязавъ къ дереву отмахивающихся отъ оводовъ лошадей, легъ, приминая траву, въ тѣни березы и курилъ тютюнъ, а изъ купальни доносился до него неумолкавшій дѣтскій веселый визгъ.
Хотя и хлопотливо было смотрѣть за всѣми дѣтьми и останавливать ихъ шалости, хотя и трудно было вспомнить и не перепутать всѣ эти чулочки, панталончики, башмачки съ разныхъ ногъ и развязывать, разстегивать и завязывать тесемочки и пуговки, Дарья Александровна, сама для себя любившая всегда купанье, считавшая его полезнымъ для дѣтей, ничѣмъ такъ не наслаждалась, какъ этимъ купаньемъ со всѣми дѣтьми. Перебирать
