Сама же таинственная, прелестная Кити не могла любить такого некрасиваго, какимъ онъ считалъ себя, человѣка и главное — такого простого, ничѣмъ невыдающагося человѣка. Кромѣ того, его прежнія отношенія къ Кити — отношенія взрослаго къ ребенку, вслѣдствіе дружбы съ ея братомъ — казались ему еще новою преградой для любви. Некрасиваго, добраго человѣка, какимъ онъ себя считалъ, можно, полагалъ онъ, любить какъ пріятеля, но чтобы быть любимымъ тою любовью, какой онъ самъ любилъ Кити, нужно было быть красавцемъ, а главное — особеннымъ человѣкомъ.
Слыхалъ онъ, что женщины часто любятъ некрасивыхъ, простыхъ людей, но не вѣрилъ этому, потому что судилъ по себѣ, такъ какъ самъ онъ могъ любить только красивыхъ, таинственныхъ и особенныхъ женщинъ.
Но, пробывъ два мѣсяца одинъ въ деревнѣ, онъ убѣдился, что это не было одно изъ тѣхъ влюбленій, которыя онъ испытывалъ въ первой молодости, что чувство это не давало ему минуты покоя, что онъ не могъ жить, не рѣшивъ вопроса: будетъ или не будетъ она его женой, и что его отчаяніе происходило только отъ его воображенія, что онъ не имѣетъ никакихъ доказательствъ того, что ему будетъ отказано. И онъ пріѣхалъ теперь въ Москву съ твердымъ рѣшеніемъ сдѣлать предложеніе и жениться, если его примутъ. Или… онъ не могъ думать о томъ, что съ нимъ будетъ, если откажутъ.
Пріѣхавъ съ утреннимъ поѣздомъ въ Москву, Левинъ остановился у своего старшаго брата по матери, Кознышева, и, переодѣвшись, вошелъ къ нему въ кабинетъ, намѣреваясь тотчасъ же разсказать ему, для чего онъ пріѣхалъ, и просить его совѣта; но братъ былъ не одинъ. У него сидѣлъ извѣстный профессоръ философіи, пріѣхавшій изъ Харькова собственно за тѣмъ, чтобы разъяснить недоразумѣніе, возникшее между ними
