— Ну! ну! — торопила Кити, мрачно глядя на Вареньку.
— Ну, и почему-то Анна Павловна сказала, что онъ не хочетъ оттого, что вы тутъ. Разумѣется, это было некстати, но изъ-за этого, изъ-за васъ вышла ссора. А вы знаете, какъ эти больные раздражительны.
Кити, все болѣе хмурясь, молчала, и Варенька говорила одна, стараясь смягчить и успокоить ее и видя собиравшійся взрывъ, она не знала чего, слезъ или словъ.
— Такъ лучше вамъ не ходить… И, вы понимаете, вы не обижайтесь…
— И подѣломъ мнѣ, и подѣломъ мнѣ! — быстро заговорила Кити, схватывая зонтикъ изъ рукъ Вареньки и глядя мимо глазъ своего друга.
Варенькѣ хотѣлось улыбнуться, глядя на дѣтскій гнѣвъ своего друга, но она боялась оскорбить ее.
— Какъ подѣломъ? Я не понимаю, — сказала она.
— Подѣломъ за то, что все это было притворство, потому что это все выдуманное, а не отъ сердца. Какое мнѣ дѣло до чужого человѣка? И вотъ вышло, что я причиной ссоры и что я дѣлала то, чего меня никто не просилъ. Оттого что все притворство! притворство! притворство!..
— Да съ какою же цѣлью притворяться? — тихо оказала Варенька.
— Ахъ, какъ глупо, гадко! Не было мнѣ никакой нужды… Все притворство! — говорила она, открывая и закрывая зонтикъ.
— Да съ какою же цѣлью?
— Чтобы казаться лучше предъ людьми, предъ собой, предъ Богомъ; всѣхъ обмануть. Нѣтъ, теперь я уже не поддамся на это! Быть дурною, но по крайней мѣрѣ не лживою, не обманщицей!
— Да кто же обманщица? — укоризненно сказала Варенька. — Вы говорите, какъ будто…
Но Кити была въ своемъ припадкѣ вспыльчивости. Она не дала ей договорить.
