дало и разбилось больше половины. Къ концу скачекъ всѣ были въ волненіи, которое еще болѣе увеличилось тѣмъ, что государь былъ недоволенъ.
Всѣ громко выражали свое неодобреніе, всѣ повторяли сказанную кѣмъ-то фразу: „недостаетъ только цирка съ львами“, и ужасъ чувствовался всѣми, такъ что, когда Вронскій упалъ и Анна громко ахнула, въ этомъ не было ничего необыкновеннаго. Но вслѣдъ затѣмъ въ лицѣ Анны произошла перемѣна, которая была уже положительно неприлична. Она совершенно потерялась. Она стала биться, какъ пойманная птица: то хотѣла встать и идти куда-то, то обращалась къ Бетси.
— Поѣдемъ, поѣдемъ, — говорила она.
Но Бетси не слыхала ея. Она говорила, перегнувшись внизъ, съ подошедшимъ къ ней генераломъ.
Алексѣй Александровичъ подошелъ къ Аннѣ и учтиво подалъ ей руку.
— Пойдемте, если вамъ угодно, — сказалъ онъ по-французски; но Анна прислушивалась къ тому, что говорилъ генералъ, и не замѣтила мужа.
— Тоже сломалъ ногу, говорятъ, — говорилъ генералъ. — Это ни на что не похоже.
Анна, не отвѣчая мужу, подняла бинокль и смотрѣла на то мѣсто, гдѣ упалъ Вронскій; но было такъ далеко, и тамъ столпилось столько народа, что ничего нельзя было разобрать. Она опустила бинокль и хотѣла идти; но въ это время подскакалъ офицеръ и что-то докладывалъ государю. Анна высунулась впередъ, слушая.
— Стива! Стива! — прокричала она брату.
Но братъ не слыхалъ ея. Она опять хотѣла выходить.
— Я еще разъ предлагаю вамъ свою руку, если вы хотите идти, — сказалъ Алексѣй Александровичъ, дотрогиваясь до ея руки.
